— Будь по-вашему! — смирился Жибасье; он понял, что попал в дурацкое положение, которое могло еще более осложниться. — Я готов следовать за вами.
— В таком случае честь имею предложить вам руку, а эти двое господ пойдут сзади, — предупредил полицейский. — Вы, как мне кажется, способны, не простившись, сбежать от нас на первом же перекрестке.
— Я исполнял свой долг! — воскликнул Жибасье, воздев кверху руку, будто призывая Бога в свидетели, что он сражался до последнего.
— Ну-ка, вашу руку, да поживее!
Жибасье знал, как арестованный должен положить свою руку на руку сопровождающего. Он не заставил просить себя дважды и облегчил полицейскому задачу.
Тот узнал в нем завсегдатая полицейского участка.
— А-а! — воскликнул он. — Похоже, такое случается с вами не впервые, милейший!
Жибасье взглянул на полицейского с таким видом, словно хотел сказать: «Будь по-вашему! Хорошо смеется тот, кто смеется последним».
Вслух он решительно произнес:
— Идемте!
Жибасье с полицейским вышли из гостиницы «Великий турок» под руку, словно старые и добрые друзья.
Двое шпиков шли рядом, изо всех сил стараясь показать, что не имеют к нашей парочке ровно никакого отношения, словно Грипсолейль — к обществу его сиятельства.
Жибасье и полицейский пошли (а вернее было бы сказать, что полицейский повел Жибасье) на Иерусалимскую улицу.
Читатели понимают, что благодаря мерам предосторожности, принятым полицейским, проверявшим паспорта, всякий побег арестованного исключался.
Прибавим, к чести Жибасье, что он и не думал бежать.
Более того: его насмешливый вид, сострадательная улыбка, мелькавшая на его губах всякий раз, как он взглядывал на полицейского, непринужденность и презрительность, с какими он позволял вести себя в префектуру полиции, свидетельствовали, что совесть его чиста. Словом, он, казалось, покорился, но вышагивал скорее как горделивый мученик, а не как смиренная жертва.
Время от времени полицейский бросал на него косой взгляд.
По мере приближения к префектуре Жибасье не хмурился, а, напротив, становился все веселее. Он заранее предвкушал, какую бурю проклятий обрушит г-н Жакаль на голову незадачливого полицейского.
Безмятежность Жибасье, сияющая, словно ореол вокруг невинных лиц, начала пугать полицейского, арестовавшего его. В начале пути у того не было никаких сомнений в том, что он задержал важного преступника; на полпути он стал сомневаться; теперь он был почти уверен, что сделал глупость.
Гнев г-на Жакаля, которым пугал его Жибасье, будто гроза, уже навис над его головой.
И вот мало-помалу пальцы полицейского стали разжиматься, высвобождая руку Жибасье.