Сан-Франциско, 1987 г. Монсеньор
На вежливый стук в дверь никто не откликнулся. И он вошел сам. Увиденное заставило его нахмуриться. Марк, весь потный, в бреду метался на постели. Из уголка рта стекала кровь. Он стонал и скреб ногтями покрывало. Возле кровати на полу скорчился Байя. Его широко открытые глаза неподвижно смотрели в одну точку, и то, что они видели, ужасом отпечаталось на лице подростка.
– Тысячу чертей вам в глотки! Что вы творите, глупые мальчишки! – густым баритоном рыкнул вошедший, встряхнув седой гривой волос.
За ним сразу же захлопнулась дверь. Сама. Шторы плотно задернули окно. В наступившей темноте, становясь все заметнее, появился светящийся круг. Вверх стали подниматься холодные языки пламени. Казалось, будто огромный цветок медленно распускает свои феерические лепестки. Гость хлопнул в ладоши. Огненные языки метнулись к кровати и, взорвавшись яркими искрами, Заклинающий Круг исчез.
Марк очнулся первым. Сел, привалившись к спинке кровати, стер кровь с подбородка. Устало прикрыл глаза.
– Спасибо, – безрадостно-тусклым голосом поблагодарил он шефа.
Монсеньор посмотрел на него с жалостью.
– Пойду, приму душ. Я чувствую себя грязным… – ни на кого не глядя, Марк встал и прошел в ванную. Там что-то упало, разбилось. Послышались ругательства, потом шум льющейся воды.
«Вот чертенок! Никакого почтения к моим сединам…» – шумно отдуваясь, Монсеньор повернулся к Байе. Тот уставился на него так, словно видел впервые, но постепенно выражение растерянности и какого-то жалобного неверия исчезли с мальчишеского лица.
– В-вы… – вскочил он на ноги. – Ненавижу! Вы все – ЛЖЕЦЫ! Никогда не прощу вас за то, что вы сделали с Марком! – воскликнул Имонн, с омерзением отшатнувшись от шефа. – Твари! Вы все до единого… мерзкие твари!
Байю лихорадило от охватившего его яростного гнева, сжимая кулаки, он не замечал слез, текущих по щекам.
– Извини… – печально вздохнул Монсеньор, – но для твоего хрупкого сердечка, отрок… то будет непосильная ноша…
Смотревшие на мальчика карие по-отечески добрые глаза изменились. От желтоглазого тигриного взгляда Имонн сначала замер как вкопанный, а потом медленно осел на пол. Монсеньор подхватил его на руки, отнес на кровать. Накрыл одеялом.
– Поспи немного… и тысяча чертей храни вас обоих от этих воспоминаний! – пожелал он от всего сердца.
Прошел к окну, отдернул штору, сел на подоконник. Свет так никто и не включил, и темнота скреблась в стекло каплями дождя, шумом ветра, шелестом листвы.
Марк вернулся в халате, вытирая полотенцем мокрые волосы. Открыл шкаф. Сбросил халат на пол. Натянул трусы, джинсы, достал футболку. Понюхал, поморщился, бросил на пол, достал другую, надевая, спросил: