— Тебе плохо? — Эйо кладет ладошку на лоб.
— Мне хорошо.
— Нельзя столько на солнце валяться, — и падает рядом, на расстоянии вытянутой руки. Она близко и в то же время — далеко. — Ожоги я тебе лечить не буду.
Будет. Только до ожогов доводить нельзя, она и так каждый вечер себя досуха вычерпывает. А еще ночью нормально выспаться не получается.
Когда-нибудь ей надоест.
Или нет.
Источник действительно помог бы. У Эйо не хватает сил.
Но Источника нет. И слушать Королеву, пусть бы и обитающую сугубо в кошмарах, не следует.
— Я уже тысячу лет так не валялась.
Рядом журчит вода. Чуть левее протянулась дорога, почти заросшая, но все еще пахнущая пылью.
— Раньше вот… — замолчала.
Она упорно отказывалась говорить о войне, уходя от осторожных вопросов, скрываясь за собственными щитами. И Оден пока не имел права их трогать.
Дотянувшись до ее руки, Оден провел от запястья к локтю. Под пальцами вилась нить вены.
Он подарит Эйо дом.
На землях Золотого рода стоят сотни домов, и среди них наверняка отыщется тот, который подойдет для маленькой альвы.
Она переворачивается на живот и тем самым оказывается ближе, настолько близко, что Оден не выдерживает. Ее легко поймать, потому что этот запах — серебра, вереска и меда — ни с каким другим не спутаешь.
— Отпусти, — Эйо не вырывается. — Ты ж себе больно делаешь, собака бестолковая.
— Разозлить пытаешься?
Ему просто нравится, что она рядом. Эйо — значит радость.
Зачем мир, в котором нет места радости?
Где-то на границе сознания слышен звонкий, медный смех Туманной Королевы.
Пятнадцать дней дороги.
Мелочь, по сравнению с тем, что было, но почему-то мне кажется, что эти дни изменили меня сильнее, чем предшествовавшие им семь месяцев.
Что я помню?
Лабиринты городских крыш, отражением городских же подвалов. Затянувшаяся игра в прятки, где каждая тень виделась мне ловцом. Сон урывками. Снова голод, от которого я почти отвыкла. Страх, что подгонял куда надежней хлыста. И голос разума, призывавший сидеть на месте.
Меня тянуло к городским стенам, за которыми виделась свобода, но в то же время я понимала, что именно там и будут ловить.
И заставляла себя ждать: пусть те, кто вышел на охоту, устанут первыми.
Тем более, осень на пороге. Дожди.
Кому охота мокнуть?
Город я в конце концов покинула, и даже не знаю, существовала ли та, придуманная мной опасность, на самом деле, либо же являлась сугубо плодом моего воображения. Как бы там ни было, но свобода оказалась мокрой.
Той осенью небо устало от войны и лило, лило воду, пытаясь землю утопить. Помню серую пелену и лес, почти уснувший, недовольный моими попытками его разбудить. Дороги, заполненные беженцами: псы рядом, спасайтесь, кто может. А кто не может… на обочинах всегда есть канавы.