Скорее, Эйо, тебя ждут… только тебя и ждут.
Избавиться от одежды — ком швырнула, не глядя, уже не боясь, что вымокнет.
Ветер кружил. Ласкал кожу, царапал когтями пыли и тут же зализывал нанесенные раны. Там, выше, надо мной открывалось сердце грозы. Оно стучало и звало.
Лети, Эйо, танцуй.
Отпусти себя, послушай, как гроза поет. И тяжелые горячие капли касаются кожи…
Желтые ветви молний прорастают на небе. Одна за другой. Все ближе и ближе.
Камни трещат.
И вода, всюду вода… кружись, Эйо. Быстрей. Легче.
Не бойся ничего. Вспомни, как молнии садились на раскрытые ладони Матери-Жрицы. Выше руки. Попроси у неба… оно отдаст…
И я тянулась, умоляя позволить мне прикоснуться. Я ведь тоже могу подержать молнию в руках… хотя бы мгновенье. Небо почти согласилось. Оно потянулось ко мне, сбрасывая один за другим покровы черноты, пока не осталось яркого, ослепляющего сияния новорожденной молнии.
Моей.
Сейчас она сорвется огненной каплей, и развернет в полете рваные крылья.
Опустится мне на ладонь…
Признает Эйо…
Я задержала дыхание.
И оказалась на земле, придавленная немалым весом пса.
Что он тут делает?
Пусть убирается! Это моя молния! И только моя! Я выпью ее до дна…
Он что-то кричал в лицо, а я не слышала. Я молча отбивалась, пытаясь выскользнуть из объятий пса, но Оден не собирался отпускать. Небо весело грохотало, а молния, моя молния, ударила в камни. Брызнул гранит, и волна жара прокатилась по коже.
Вот и все.
Я заплакала от огорчения. Я ведь ждала эту молнию так долго… грозы меня не звали. Всех, но не меня. Мать-Жрица учила их слушать, и я старалась, я очень старалась, я знала, что старше многих, но… грозы меня не звали.
А когда, наконец, откликнулись, вмешался этот пес.
Он поднял меня на ноги рывком и потянул к пещере, не обращая внимания на вялое сопротивление. Пусть уйдет. Я попробую еще раз… пусть только уйдет.
— Ни за что, — Оден прижал меня к себе. — Слышишь? Ни за что!
Он был зол. И страшен. И я даже подумала, что еще немного, и Оден обернется. Но нет, он втолкнул меня в укрытие и сам заполз.
Стащил мокрую рубашку, сапоги и сказал:
— Иди сюда.
Не хочу. Ненавижу.
— Эйо, не глупи, иди сюда. Ты вся вымокла. И замерзнешь.
Мне жарко, там, внутри горит огонь, а если бы он не вмешался, то… огня стало бы больше.
Оден на четвереньках двинулся ко мне, а отступать было некуда. Я выставила руки, уперлась в его плечи, и когтями пропорола, но он даже не поморщился. Сгреб в охапку, прижал к груди.
— Успокойся. Гроза сейчас уйдет.
Вот именно. И молнии с ней. И они не вернутся. Я так долго ждала, а теперь… теперь грозы подумают, что я их не достойна.