«Я мог бы назвать десятки, сотни ошибок Троцкого», — утверждал Сталин в присутствии последнего, обвиняя того в легковесности, непоследовательности, вычурности.
Не оставлял без внимания Сталин и другие перлы блестящего как бы оратора Троцкого.
Сталин:
«На вопрос о том, как относится Троцкий к своему меньшевистскому прошлому, Троцкий ответил не без некоторой позы: „Уже сам по себе тот факт, что я вступил в большевистскую партию… уже сам по себе этот факт доказывает, что я сложил на пороге партии все то, что отделяло меня до той поры от большевизма“. „Что значит „сложить на пороге партии все то, что отделяло“ Троцкого от большевизма?“ — вопрошает Сталин. — Реммеле был прав, когда он воскликнул на это: „Как можно складывать такие вещи на пороге партии?“ И действительно, как можно складывать такие пакости на пороге партии? (Смех)».
* * *
«Восток требует культа», — изрекает далее Радзинский в стиле В. Гюго. Какой именно Восток? Какого культа он требует? Возможно, архивник имел в виду библейских евреев с их культом «золотого тельца»? Но ведь Грузия к палестинским евреям не имеет никакого отношения. А Запад у Радзинского, стало быть, как-то обходится без «культа»? Напомним драматургическому архивариусу «культовые» личности Запада: Тиссо, Антонеску, Маннергейм, Пилсудский, Муссолини, Гитлер, Франко, Салазар, Зогу, Сметона, Пяте, Ульманис и др.
Радзинский:
«И „азиат“, как называл его большевик Красин, нашел своего бога — Ленина».
Жаль, что «злобный карлик», как, судя по некоторым данным, называли Радзинского его одноклассники, не сообщает, в каком контексте, когда Красин назвал Сталина «азиатом». Но чувствуется, что слово «азиат» еврею Радзинскому очень понравилось.
Радзинский:
«Он преклонялся перед Лениным, боготворил Ленина. Он жил его мыслями, копировал его настолько, что мы в насмешку называли его „левой ногой Ленина“», — вспоминал революционер Р. Арсенидзе.
А ведь меньшевик Арсенидзе прав. Магнетизм и обаяние личности Ленина действительно было велико. Луначарский писал: «Очарование это колоссально, люди, попадающие близко в его (Ленина. — Л. Ж.) орбиту, не только отдаются ему как политическому вождю, но как-то своеобразно влюбляются в него. Это относится к людям самых разнообразных калибров и духовных настроений — от такого тонко вибрирующего огромного таланта, как Горький, до какого-нибудь косолапого мужика…».
По свидетельству Валентинова, близко знавшего Ленина:
«Сказать, что я в него „влюбился“ немножко смешно, однако этот глагол, пожалуй, точнее, чем другие, определяет мое отношение к Ленину…».