Радзинский:
«Он ходит в рабочие кружки объяснять пролетариям учение Маркса. Здесь вырабатывается его убогий стиль, столь понятный полуграмотным слушателям. Стиль, который потом принесет ему победу над блистательным оратором Троцким».
Радзинский, видимо, не знает, что ораторское искусство любого политика заключается не в использовании эффектных полемических приемов, а в умении высказать свои мысли так, чтобы они были понятны слушателям в любых городах, деревнях, аулах, в каждой сакле или чуме. Именно так и выступал перед людьми Сталин. Неоднократно слышавший его публичные выступления Лион Фейхтвангер писал: «Он больше, чем любой из известных мне государственных деятелей, говорит языком народа… Он медленно развивает свои аргументы, апеллирующие к здравому смыслу людей, постигающих не быстро, но основательно… Когда Сталин говорит со своей лукавой, приятной усмешкой, со своим характерным жестом указательного пальца, он не создает, как другие ораторы, разрыва между собой и аудиторией, он не возвышается весьма эффектно на подмостках, в то время как остальные сидят внизу, — нет, он очень быстро устанавливает связь, интимность между собой и остальными слушателями. Они сделаны из того же материала, что и он, им понятны его доводы, они вместе с ним весело смеются над простыми историями».
Рассказывая об ораторском даре Сталина, историк Ю. Емельянов делает вывод:
«Сталин стремился добиться контакта с любой аудиторией, а потому учитывал особенности каждой из них. Обращаясь к русской аудитории, он мог для иллюстрации своего тезиса обратиться к тексту чеховского рассказа или басни И. А. Крылова „Пустынник и медведь“. Когда же Сталин выступал перед иностранными рабочими делегациями, среди которых было немало французов, то он напоминал содержание трилогии Альфонса Додэ про Тартарена из Тараскона, а выступая на объединенном заседании президиума ИККИ 27 сентября 1927 года, он цитировал высказывание Генриха Гейне по поводу критики Ауфенберга. Он говорил в тоне политического инструктажа, обращаясь к активу хозяйственников в 1931 году, и в тоне застольной речи в Кремле на приеме работников высшей школы в мае 1938 года…».
А от Троцкого, гения ораторского искусства, часто исходила абсолютная бессмыслица.
Троцкий:
«Мы можем идти к социализму. Но можем ли прийти к социализму — вот в чем вопрос?»
Процитируем Сталина, якобы воровавшего у «гения» идеи.
Сталин:
«Идти, зная, что не придешь к социализму, — разве это не глупость?»
И далее продолжает:
«Я думаю, что эту великолепную и музыкальную отписку Троцкого можно было бы поставить на одну доску с той отпиской в вопросе о квалификации ленинизма, которую дал в свое время Троцкий в своей брошюре „Новый курс“: „Ленинизм как система революционного действия предполагает воспитанное размышлением и опытом революционное чутье, которое в области общественной — то же самое, что мышечное ощущение в физическом труде“. Ленинизм как „мышечное ощущение в физическом труде“, — не правда ли, и ново, и оригинально, и глубокомысленно. Вы поняли что-нибудь? (Смех)».