Можно даже сказать, что такие фигуры, как Жириновский и Баркашов, имели «благотворный эффект» для демократизацию в России: они в начале 90–х быстро оккупировали фашистские ниши внутри и вне парламента в новом постсоветском политическом спектре[280] и таким образом помогли предотвратить подъем русского националистического лидера с более приемлемым семейным прошлым, нежели у Жириновского, и партии с менее оскорбительной символикой, нежели у РНЕ.
В России мы сегодня, возможно, наблюдаем что–то сходное с описанным выше развитием конца XIX — начала XX столетия в Германии. Опросы избирателей показывают, что в течение 1990–х население России переменило свою позицию со скорее прозападной на преобладающую антизападную, особенно антиамериканскую. Беспокоит, что большинство тех российских избирателей, которые могут быть охарактеризованы в других отношениях как либералы, в конце 1990–х годов, в частности, в связи с расширением НАТО и бомбардировками в Югославии, стали более или менее критически относиться к Западу и, в частности, к США. К тому же позиция российской элиты кажется еще более антиамериканской, нежели позиция масс[281]. Несмотря на эти тенденции, русские крайние правые партии в то же время стали менее успешными, чем на выборах в Государственную Думу в середине 1990–х (КПРФ, ЛДПР), и/или претерпевают более или менее значительные расколы (РНЕ, НБП, КПРФ, «Родина»).
Видимо, организованный русский ультранационализм после определенного пика в середине 1990–х годов переживает в данный момент не финал, а перерыв, то есть фазу развития и переформирования своих идей, позиции, имиджа, стратегии и структуры[282]. Внезапный взлет блока «Родина» и его превращение в заметную политическую силу в российском парламенте, как и впечатляющее число голосов, которые получила ЛДПР в декабре 2003 года, могут рассматриваться как показатель стойкого потенциала русского национализма.
По крайней мере в ближайшем будущем русские крайне правые партии наверняка будут по–прежнему неспособны преодолеть свои имиджевые проблемы, названные выше. С другой стороны, стоит отметить, что в прошлом — как в до- так и в послевоенные годы — ультранационалистические партии вырастали от относительной неизвестности до значительной популярности на протяжении всего нескольких лет. И когда такое случалось, это часто было построено на фундаменте, заложенном заранее негражданским обществом. Немецкая «консервативная революция» 1920–х[283] и французская «новая правая»[284], появившаяся после 1968 года — основные примеры тщательно разработанной интеллектуальной подготовки последующего резкого подъема ультранационалистической партии (НСДАП и Национального фронта соответственно)