— Копайте сцену, Док.
— Без технического жаргона, прошу вас. Это святое место.
— Оно-то так, а только где же кокс?
— Прошу вас, — я медитирую.
Нос лодки со скрежетом вытащен на гравий. Хейдьюк, разнорабочий, смотал кольцами линь на руке, прошлепал по воде и привязал лодку к плотным зарослям ивняка. Все сошли на берег. Хейдьюк и Редкий передали каждому пассажиру его/ее мешок, прорезиненную подстилку, небольшие коробки с личными вещами. Пассажиры направились в разные стороны — Док и Бонни в одну, две женщины из Сан Диего — в другую.
Смит помедлили минутку, разглядывая удаляющуюся фигуру мисс Абцуг.
— Есть в ней что-то, разве нет? — сказал он. — В ней точно что-то есть, а? Он прикрыл один глаз, словно глядя сквозь дуло винтовки. — Да уж, эта крошка — прелесть что такое. Пальчики оближешь.
— Сучка есть сучка, — сказал Джордж Хейдьюк, философ, не потрудившись даже взглянуть. — Будем сгружать все это барахло сразу?
— Почти все. Давай покажу.
Они вытащили тяжелый багаж, большие ящики с провизией, коробку со льдом, большой деревянный сундук с кастрюлями, сковородками, голландской плиткой, решетками, другой посудой, и выгрузили все это на песок. Смит очертил на песке площадь для своей кухни, и установил там свою плиту, раскладной стол, склад провизии, бар, черные маслины и жареные маленькие моллюски. Он отбил по маленькому кусочку льда для каждой пустой чашки, которые вскоре будут наполнены, и плеснул по глоточку рома Хейдьюку и себе. Пассажиры все еще были где-то в кустах, переодевались в сухое, утеплялись незаметно, готовясь к прохладе вечера.
— Ну, за тебя, матрос, — сказал Смит.
— Хоа бинь, — ответил Хейдьюк.
Смит приготовил костер из угля, содрал оберточную бумагу с традиционного блюда первой ночи — огромных отбивных, — и сложил их стопкой около решетки-гриля. Хейдьюк приготовил салат, и, по завершении этого дела, запил ром банкой пива — десятой после обеда.
— Из-за этой дряни у тебя будут камни в почках, — заметил Смит.
— Чушь.
— Камни в почках. Уж я-то знаю.
— Всю жизнь пью пиво.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— Камни в почках. Лет через, может, десять.
— Чушь.
Пассажиры, сухие и свежие, появились поодиночке, и подошли, один за другим, вслед за доктором. Он поставил свою жестяную кружку на стол, устроил в ней один миниатюрный айсберг и налил себе двойную порцию из своей бутылки — Дикой Индейки—.
— Прекраснейший вечер, спокойный, прохладный и свободный, — провозгласил он.
— Что верно, то верно, — сказал Смит.
— Святое время безмолвно, как монахиня-молчальница.
— Мудрено вы говорите, Доктор.