Ирлмайер сидел позади; тот, кто сопровождал его, – впереди. Машина еще не успела остановиться до конца, а он выпрыгнул и встал у двери так, что открыть ее было невозможно. Только убедившись, что все в порядке, он сам открыл дверь Ирлмайеру.
У него это вызвало раздражение. Еще бы флажок повесили на крыло.
– Я пойду в ресторан.
– Вас сопровождать, экселенц?
– Не надо.
– Экселенц…
Ирлмайер посмотрел вниз – его охранник держал в руке небольшой, но с солидным дулом пистолет «кольт-агент». Всего пять патронов в магазине, но каждый – солидный, сорок пятый американский.
– Не нужно. Просто смотрите по сторонам и постарайтесь не привлечь к себе внимания.
– Хорошо. С вами кто-то будет?
– Ко мне придет дама.
Александра, двадцать восемь лет.
– Я все понял, экселенц.
Интересно, почему в душе все так и кипит? Он же просто делает свою работу, которую ты же ему и поручил. Успокойся!
Но спокойствия не было.
Он почему-то ощущал, что все здесь чужое. Такого не было в Африке – он быстро привык к Африке, потом ему точно так же пришлось привыкать к родному Берлину, но он привык и к нему. А тут… казалось, даже старые камни кричат ему: «Ты чужак! Здесь тебе не место».
Это был обычный район Рима, приличный, но нельзя сказать, что богатый, не туристический. Обычная площадь… в Италии все города начинаются от площади, но не с торговой, как в Германии или в Богемии. Фонтан, весело брызжущие струи воды, подернутые патиной зеленого мха камни. Рестораны, в которых столики выставлены прямо на тротуар, без претензий. Наверное, если бы нужно было подобрать пару слов, которые исчерпывающе характеризовали бы Италию, подошли бы именно эти – «без претензий».
Поток машин, толчками выплескивающийся на площадь из одной улицы и растекающийся по другим, жужжание мотороллеров – занятые люди в Риме не ездят ни на чем другом, стаи голубей, то срывающиеся с места, то серым дождем падающие на свободный кусок площади, как только кто-то бросал им что-то съестное, вездесущие обнимающиеся парочки, почтенные матроны, с интересом взирающие день за днем на маленькие, разыгрываемые жизнью перед их глазами спектакли из удлиненных, старомодного вида окон. Это Европа. Это не имперская, застроенная во всю ширь Россия, не чопорная Англия, не американские небоскребы, не красная, глиняная пыль Африки. Это Европа, его земля, его Родина, здесь все понятно, здесь не стоит бояться. Цивилизованное место, цивилизованные люди. Тогда почему от ощущения чужого, недоброго взгляда аж затылок немеет. Может быть, он вспомнил рассказ своего старого учителя, криминальдиректора Крайчека, о том, что двадцать с лишком лет тому назад они точно так же стояли у фонтана и бросали монетки на счастье, а рядом девушка целовалась с парнем, и он даже загляделся на нее… по-хорошему завидуя. А потом эта горная лань, с огромными черными глазами и смуглой кожей, подчеркнутой белизной платья, достала из сумочки автоматическую «беретту»… да, здесь так и жили тогда… может, и сейчас. Но он еще не рехнулся, не заработал невроз…