– Где искал, на чердаке?
– Ну да! Сколько раз на чердак лазил, да не нашел. Витька места менял.
– Как же он залезал на чердак? Что-то не видел я, чтобы он взбирался по пожарке.
– По пожарке он не лазил. Он через черный ход…
– Так ведь дверь Витька на задвижку закрывал.
– Витька закрывал наш черный ход, а Шаринец со своего хода лазил.
– Его подъезд на другом крыле.
– А он по крыше.
– А вы его видели на чердаке?
– Сколько раз.
Шаринец разговаривал с Белкой? Ну и что? Хочет отбить ее от Витькиной компании, давняя история. Что еще? Шаринец связан с уголовным миром? Но зачем ему документы? Впрочем, документы не были нужны и Витьке – улики тут одинаковые. А вот чердак – это существенное: Шаринец тоже мог спрятать портфель на чердаке. Шаринец, если он убил Зимина, мог по крыше перелезть на свой черный ход – живет он на восьмом этаже, – прямо в свою квартиру… Конечно, Шаринец – карманный воришка, не более того, но почему на Витьку можно думать, а на Шаринца нельзя? Уж он скорее поверит, что Шаринец это сделал.
– Слушай, – снова заговорил Миша, – ты помнишь, как Андрей сказал, что его родные уезжают в воскресенье на дачу?
– Говорил. Мы за синичками собирались, он и сказал: не могу, уезжают мои.
– А кто при этом был?
– Все мы были.
– И Белка?
– И Белка.
Миша пристально посмотрел на Шныру. Нужно ему довериться, другого выхода нет.
– Скажи, могла Белка сказать Шаринцу, что Зимины уезжают в воскресенье на дачу?
– Не знаю… Могла… Она все может. Неверная.
– Что значит неверная?
– Ненадежная.
– А мне ты веришь? – спросил Миша.
– А чего, почему ты спрашиваешь?
– Я, как и ты, убежден, что Витька не виноват, не крал портфеля и не убивал Зимина. И постараюсь это доказать. Будешь помогать?
– Буду. Что я должен делать?
– Пока молчать.
– Ладно, – сказал Шныра.
На чердачных дверях висели замки: после всех событий управдом закрыл чердак. Пришлось взобраться на крышу по пожарной лестнице.
На крыше Миша проделал путь, который мог бы проделать Шаринец после убийства Зимина, если допустить, что именно он его убил, а потом убегал по крыше к своему черному ходу. Путь его в этом случае проходил по краю крыши, путь опасный, и переход на свое крыло тоже опасный, но при известной ловкости и сноровке вполне возможный.
Затем через слуховое окно Миша спустился на чердак.
Витькиной каморки больше не существовало. Шаткое сооружение было разрушено, на его месте валялись доски с ржавыми погнутыми гвоздями, ободранные листы фанеры, рваный тюфяк.
Сейчас, когда он был здесь один, Миша ощутил чердак таким, каким ощущал его в детстве, – таинственным, загадочным, отделенным от остального дома. Глухая тишина нарушалась далекими звуками улицы и двора, воркованием голубей, царапанием их когтей по жести крыши, и как-будто летали невидимые птицы, их крылья трепетали в углах и щелях чердака.