Ксения совала всем Надьку и спрашивала:
– А правда, у меня красивая дочь?
Как будто так не видно…
Надька с сожалением смотрела на свою мамашу. Талантливый человек, но талант спрятан внутри, а внешне – клоун с плохими репризами. Может быть, Ксения смущалась… Когда человек зажат, он фальшивит.
После выставки повалили на фуршет.
Столы стояли буквой «П». Еда была позорная: картошка в мундире, но горячая. Пролетарская селедка, но слабосоленая. Бутерброды с примитивной колбасой, но колбаса свежайшая. Фрукты порезаны на четыре части.
Спонсоры оказались бедные либо жадные. Надьке было стыдно, но она осталась. Налила в фужер водку, пусть думают, что минеральная вода. Стала пить маленькими глотками, заливать пустоту. Раньше внутри «все пело и рвалось», хотелось звонить каждую секунду, выяснять и доказывать. А сейчас – в душе пустыня, только ветер перегоняет песок. И не хочется ничего выяснять, потому что слова ничего не значат. Слова – это воздух, который колеблется от звуков. Потом перестает колебаться. И это все. У Ксении за всю жизнь – петух и корова. Но зато какой петух… какая корова… Они стоят целой жизни. Хотя черт его знает… Ничего не стоит жизни.
С другой стороны стола на Надьку в упор смотрел губернатор Шубин. Как он здесь оказался? Надька подошла и спросила:
– А что вы здесь делаете?
– Что делает богатый человек на выставке-продаже?
– Покупает, – сказала Надька.
– Правильно, – похвалил губернатор. – А вы что здесь делаете?
– Я – дочь художницы Варламовой.
– Молодец, – одобрил губернатор.
– А в чем моя заслуга?
– Правильно выбрала мамашу. Могла бы родиться у кого угодно.
Надька хотела вежливо улыбнуться, но передумала. Зачем улыбаться, если не хочется…
– А что вы хотите купить? – спросила Надька.
– Три работы.
– Какие?
– Петуха. Корову. И баню.
«Сечет, – подумала Надька. – Хоть и провинциал, а понимает».
– Жалко расставаться с работами. Как будто детей раздаешь, – пожаловалась Надька.
– А вы приезжайте ко мне в Сибирь. Навестите своих детей. Правда…
Надька неопределенно подвигала бровями. Куда ехать за семь верст киселя хлебать…
Надька выпила три фужера водки, боялась садиться за руль.
Губернатор вызвался ее проводить.
Надька плюхнулась на заднее сиденье, повалилась и заснула.
Машину вел бесстрастный шофер.
– Сначала отвезешь меня, – распорядился губернатор.
Это значило, что он не собирался колесить по Москве, тратить время и силы.
Подъехали к элитному дому. У губернатора была там служебная квартира, чтобы во время командировок не скитаться по гостиницам. Командировки были частыми. Губернатора давно и настойчиво перетягивали в Москву. Умных людей не так много по стране, как оказалось. Все эти думские крикуны – как петухи, тянут шеи, кукарекают, красуются. А толку – чуть… Но губернатор не хотел в Москву. Он был вольный зверь и дикий, как медведь. Хозяин леса.