— Ничего. Я хотела сказать тебе кое-что, прежде чем засну.
— Что, милая?
— Ничего особенного. Просто я люблю тебя.
Ален сбрил остатки щетины со своих щек и вымыл бритву под струей воды. Его тело устало от постоянных переработок и недосыпа. Приложив полотенце к лицу, Ален зажмурился. Он оставил Надю спящей, свернувшейся калачиком на софе.
Приехав домой, принял душ, двигаясь механически и мысленно вспоминая список пациентов, которых должен был принять сегодня.
Затем навел порядок в ванной комнате и как был неодетый прошлепал в спальню, не обратив внимания на незанавешенные окна.
Да в этом и не было нужды. Никто, даже потерявшийся охотник, не добирался до этой части леса. Бывший лесоруб, уступивший ему этот дом, уверял, что он населен призраками, но Ален так и не встретился с ними.
Одевался Ален быстро. Каждая секунда, потерянная попусту, означала потерянную секунду сна.
Он натянул на себя трикотажную футболку. Его губы вдруг скривились в усмешке, когда он представил Надю рядом с собой на еще не разобранной постели.
Он ни разу не приводил сюда женщину. Его дом был домом холостяка, в нем нет места для сопутствующего женщинам беспорядка или для буйных детских игр.
Надев джинсы и чистые носки, Ален нашел фланелевую рубашку и обнаружил в ней порядочную дырку на локте. Он взял другую и быстро натянул на себя.
Посмотрев на будильник, Ален нахмурился. Он обещал Элли быть ровно в шесть. Нельзя ее разочаровывать, даже если придется пропустить завтрак. Он надел часы, взял ключи и бумажник и стал спускаться по ступенькам к ожидавшему его кофейнику, который он включил, как только приехал.
Ален налил кофе и быстро выпил его, добавил еще. Кофе напомнил ему о стыде, который он испытал девять лет назад. Ненависть к человеку, которым он был, была заглушена годами ревностного служения своим пациентам.
Ален уверился в том, что стал новым человеком, и потому позволил себе приблизиться к Наде.
Слово «любовь» тоже приходило ему на ум. Но оно не было словом, которым он часто пользовался и которое уважал. Как раз этому слову он привык не доверять. Но произнесенное Надей, оно задело его сильнее обычного. Ален не был готов услышать его. Не был готов поверить ему, но, боже, как он хотел быть готовым!
Началась весна. Река вернулась в свои берега, дети пошли в школу. Надя подхватила простуду и была к тому же в отвратительном настроении.
В туалете редакции обнаружилась течь, а ее лучшая добытчица рекламы объявила о своей беременности и уходе в отпуск.
Ощущение рока нависло над газетой как грозовая туча. Принесенные Аленом фиалки выглядели такими же удрученными, как и она, несмотря на нежную любовь Алена.