Добрались быстро — сперва не до самой заставы, а до ближайшей деревни. До крепости было меньше километра — оттуда, из-за гребня горы, доносились раскаты боя. Но километр по ровной местности — это минута езды, а в горах то же расстояние пешком может занять несколько часов. Если не перестреляют по пути, как зайцев. Староста кишлака изрядно струхнул и никак не хотел давать проводника, боялся мести Мохтот-шо. Тогда Виктор, молча слушавший переговоры, встал, отодвинул переводчика, тощего и очкастого таджика Фарруха Ташмухамедова, сграбастал афганца за грудки и поднял вверх, больно стукнув затылком о глиняный потолок. Чалма слетела с головы старейшины, остроносые чувяки — с ног его. «Ты, Хайрулло, сын Ахмада, — прорычал Ларсенис, — да продлятся годы твои и годы твоих детей, готов ли ты встретиться с Аллахом? Если сейчас не дашь нам проводника, то отправишься на небо прямо через эту крышу, я тебе обещаю! А следом за тобой отправятся твои дети и жены! Ваш путь будет легок и быстр, и уже через миг вы будете наслаждаться всеми благами рая! Аллах милостив!»
Казалось, в речах огромного, страшного беловолосого русского офицера не было ничего неверного, противоречащего Корану. На самом же деле он обещал убить всю семью Хайрулло за несколько минут. Он говорил на том языке, на котором Хайрулло привык говорить всю жизнь. Более того, он говорил на дари настолько чисто, словно не был шурави, а вырос в этом самом кишлаке. Поэтому Хайрулло понял его быстро и четко. Всю жизнь он молился о том, чтобы побыстрее попасть в рай, но сейчас передумал — скорее не головой, а позвоночником. Потому что предчувствие того, как шея его с хрустом сломается о потолок, усиленный сверху бревнами, окаменевшими от древности, заставило старосту забыть обо всем. Даже о рае.
— Долгих дней тебе, кумандан ! — завизжал Хайрулло. — Я дам тебе в проводники своего сына! Двух сынов дам и пять ослов! И если хоть один волос упадет с головы твоей...
— Не надо о волосах, — перебил его шурави-кумандан. — Я не в парикмахерскую пришел. И давай быстрее, наших братьев убивают на заставе! Дай нам хороших проводников, побольше ишаков, и этого будет достаточно. И не вздумай подать знак Мохтат-шаху! Я сразу узнаю об этом. Понимаешь?
— Да, понимаю!
Лейтенант аккуратно поставил старосту на земляной, твердо утоптанный пол. Трое старейшин деревни, оцепеневшие во гневе и страхе вдоль стен, с облегчением вздохнули. Советские офицеры ухмыльнулись. Вопрос, кажется, был решен без применения насилия. Или почти без применения. Не возражал даже замполит роты Серегин, отвечающий головой и званием за единение между советским и афганским народами. Для шурави в тот момент нюансы не имели значения.