— «Какая мысль, какое благородство»! — потерянно повторил Крендель. — А там что, в чемоданчике?
— Ничего особенного, — махнул рукой Жилец. — В основном — сойка, свиристель. Неразобранная часть коллекции. Маховые перья вашего монаха. Вчера подобрал у голубятни.
Крендель побелел.
— «Какая мысль, какое благородство»! — бубнил он и пятился к двери. — Вы это… вы уж это… Простите уж…
— Еще бы, — смущался я.
— Да ладно, чего там, — говорил Жилец, — заходите еще, о жизни потолкуем, на перья поглядим.
— Еще бы, еще бы, — твердил я, глядя на закрывающуюся дверь.
Появление гражданина Никифорова
В переулке фонарей еще не зажгли. Сумрачно было во дворах, темно в подворотнях.
К вечеру многие жильцы вышли на улицу поболтать, подышать воздухом. Вдаль по всему переулку до Крестьянской заставы, по двое, по трое, кучками, они торчали у ворот и подъездов. У нашего дома даже собралась небольшая толпа: Райка Паукова, бабушка Волк, а с ними знакомые и незнакомые люди из соседних домов и пришлый народ, из Жевлюкова переулка.
Из толпы доносились обрывки слов и разговоров:
— И что ж, их прямо в рясе повели?
— Денег полный чемодан…
— Да разве они залезут в корзинку?
— Тьфу! — плюнул Крендель. — Болтают, не зная чего.
Сраженный коллекцией перьев, он увял, устало сел на лавочку под американским кленом.
— Монахов я и новых могу завести, но такого, как Моня, на свете нет.
— Еще бы, — сказал я.
Крендель вздохнул, обхватил колени руками, сгорбился и сейчас в точности оправдывал прозвище. Он вообще-то был очень высокий, выше меня на три моих головы и на четыре его. Раньше все его звали Длинным, тогда он нарочно стал горбиться, чтоб быть пониже, тут и стал Крендельком.
— Вот уж в ком было благородство, так это в Моне. В нем была мысль. А как он кувыркался — акробат!
От ворот послышалась какая-то возня, толкотня, народу еще прибавилось, послышались крики типа: «Нет, постой! Погоди!»
— Крендель! — крикнул кто-то. — Крендель, сюда! Подозреваемого поймали!
Мы выскочили за ворота.
— Вот он! — кричала бабушка Волк. — Вот он, Подозреваемый, — и крепко держала за рукав какого-то гражданина, который отмахивался граблями.
— Кто ты такой? — приставал с другого бока дядя Сюва. — Чего ты тут ходишь? Вынюхиваешь?
— Я — Никифоров, — объяснял Подозреваемый, пытаясь освободиться. — Иду, ни к кому не прикасаюсь, и вдруг — попался.
— Теперь тебе, милый, не отвертеться.
— Не отвертеться, — соглашался гражданин Никифоров. — Попался я, наконец.
— Попался, попался, — подтвердила бабушка Волк и толкнула локтем гражданина Никифорова. — Ходит здесь, вынюхивает, где что плохо лежит.