— Степан! — позвал я, но он даже не оглянулся, должно быть, не расслышал, кругом еще кричали «ура».
Я успел передернуть затвор, дослать патрон. Кинулся туда, откуда донесся крик нашего солдата, Вот я в окопе, под ногами — скорченный труп, а за поворотом хода сообщения — немец, в разорванном мундире, без каски, с винтовкой наперевес, Ее плоский штык вот-вот вонзится мне в живот. Я выстрелил, даже не вскинув винтовку к плечу. Немец отпрянул, замешкался. Это его и погубило. В тот же миг Степан спрыгнул в окоп, сзади изо всех сил ударил врага прикладом по затылку. Тот рухнул без звука.
— Унтер, — опуская винтовку и разглядывая убитого, проговорил Степан. — Лют, должно быть, собака… Нет, чтоб удрать со всеми или руки кверху, вишь, затаился тута, один…
— Друг, спасибо тебе! — я опомнился от всего пережитого и обнял Степана за плечи. — Жизнью тебе обязан, вовек не забуду.
— Полно, чего там, — заулыбался сибиряк, вытирая папахой пот со лба. — Отквитаешь: война, поди, не завтра кончится.
Да, войне конца было не видно. Впоследствии не раз попадались нам фанатики, подобные тому немецкому унтер-офицеру, что решился на верную погибель. Мы и сами незаметно для себя втягивались — воевали все в большим ожесточением. Но я уже стал задумываться: зачем эта бойня? Что плохого сделали простые немцы мне, любому из моих теперешних товарищей или из тех, что остались в Петрограде и далеко на берегах Амударьи? За собой я тоже не знал никакой вины перед ними. Вспоминались слова Александра Осиповича:
— Войну затеяли царь со своими генералами, им да капиталистам она — вот как потребна! Сам видал, Никола, сколько злобы у народа против них. Так драка эта — чтоб выход злобе народной дать. Людей побьют, опять же для них польза: меньше голодных да недовольных будет.
Еще он говорил, когда меня провожали в полк:
— Не для нас эта война, только мы из нее должны извлечь для себя пользу. Оружие народу в руки дают, не могут не дать. Значит, первым делом нужно приобрести воинскую выучку. И уж не выпускать оружия из рук — штука важнецкая, право. Помни об этом, Николай!
Не очень понял я тогда, каким образом смогут мне пригодиться винтовка и военное мастерство. И тут, на фронте, я видел: пока что война несет людям одни только бедствия. Сколько деревень, сожженных снарядами, сколько в городах разрушено красивых зданий! А голодные крестьянские ребятишки на дорогах… Я не мог смотреть на них без острой боли в сердце, мне вспоминались мои собственные детские годы. Ребятишки клянчили у нас, русских солдат, хотя бы корочку хлеба, и я всегда нм отдавал все съестное, что только находил у себя в мешке за спиной, в карманах шинели. И почему, ради чего все это, кому на пользу? Если капиталистам, — сами-то они не воюют с винтовкой в руке, — то с них спросится за все горе народное, ох, спросится…