— Он не придет. — Уставший, предвкушающий, приглушенный подступающей ночью голос.
Вдруг шаги. Щель в ставнях — высокая худощавая фигура с огромной папайей.
— Рома вернулся.
Вновь на краешке стула, пытается выпрямиться под тяжестью разочарования.
— Аня! Ой, что с лицом-то?
— Обгорела.
— Бедная, бедная девочка! У тебя хоть от ожогов есть что-нибудь?
— Нет. Я в поиске. Пока — вот. — У нее в руке зажата зеленая баночка с гелем из алоэ.
— Фигня это. Нужен пантенол.
— Я тоже говорю. Спроси у девочек. У кого-то точно был.
— Ладно. Спокойной ночи.
Ни единого взгляда на прощание. А может, он просто не заметил, потому что сам отвел глаза. Темнота гуще, варится, варится приближающаяся ночь. Темно-синие бабочки садятся на розовые бутоны, погруженные в дрему. Голоса замирают, растворяются. Ночь спокойная, невысказанная нежность давит на виски. Где-то совсем рядом спит она или вертится в цветной простыне бессонницы. Из носа вновь пошла кровь…
Тонкий аромат масел сопровождает ее в номер. Загорелая рука проникает в кожаную сумку, нащупывает мобильный. Вызовы. Непринятые, отвергнутые молчанием. Бесконечное число вопросов «Витя Инд». Сердце вздрагивает. Она набирает номер.
— Алло, Витя…
— Аня, где ты? Что случилось? — глубокий голос срывается на крик.
— Со мной все в порядке. Я как раз собиралась позвонить…
— Я не понимаю, где ты? Мы ищем тебя уже несколько часов!
— Какая разница, где я? Как ты говорил: «два куба и Куба рядом»? У меня все хорошо.
— Ты вернешься?
— Нет, Витя. Я в Дели.
— То есть ты решила прокатиться в Дели… Ты понимаешь, что я в полицию заявил!
— Шутишь? Зачем? Многие днем не возвращаются в ашрам…
— Но они обычно не падают на каждом шагу!
— Прости. У меня к тебе одна просьба — захвати мой чемодан.
— Ты приедешь в аэропорт? В курсе, что рейс поменяли?
— Нет. Хорошо, что сказал. И когда вылет?
— Я уточню и сообщу тебе.
— Ладно. Тогда созвонимся. Прости. Пока.
Она опустилась на мягкую кровать. Внутри поднимались солнечные блики на реке, вечерний удушливый туман над мостом, крики обезьян и вдруг холодный дождь, темнеющая хвоя и крупные снежные хлопья, подхватываемые резкими порывами ветра. Горячая ладонь — поддерживающая, подталкивающая, согревающая. По коже поползли мурашки от прохлады кондиционера, желудок свело от приступа голода.
В ресторане скрежетали приборы, звенели голоса. Над столиками смешивались запахи свежеиспеченных chapatti, жареной фасоли и уксусного соуса. «Господи, как я хочу есть!» — вполголоса произнесла Анна и рассмеялась. Смех ее упал на столик, затем на пол и поскакал по мрамору, призывая высокого официанта.