Исад был очень богат, в несколько раз богаче принца- егента.
— Но ваши родственники будут недовольны…
Исад усмехнулся:
— Ха, удивила! Последние десять лет дети моего брата бродят вокруг меня как стая голодных шакалов. Но они будут жить на то, что я им дам. Или не получат ничего. — Паша потрепал девушку по щеке. — Ты моя настоящая дочь во всем, кроме крови.
Мари вскочила на ноги.
— Но я не могу принять такой подарок!
Исад подавил смешок.
— Было бы глупо отказываться от денег. И не беспокойся, что твое богатство вскружит голову многим молодым людям. О нем знаем только мы с Берией и мой адвокат.
Нет, должно быть, знал еще и Талат. Теперь ей стали ясны его странные вопросы, с которыми он обращался к Беннету. Он думал, что Беннет каким-то образом узнал об этом приданом.
Мари отступила к двери. Ей не нужны были эти деньги. Исад не оставил бы их ей, если бы знал о ней всю правду.
— Мне не нужны деньги, — заявила она.
Исад снова усмехнулся:
— Поэтому мы и отдаем их тебе. Ты сумеешь разумно распорядиться ими.
Противоречивые чувства теснились в ее груди, и ей казалось, что она задыхается. Ох, неужели так будет всегда? Ведь даже если она откажется ехать в Вурт, сможет ли она когда-нибудь прямо посмотреть в глаза Исаду? Она отдала бы все это приданое только за одно лишь душевное спокойствие, за то, чтобы сидеть за столом Исада и не чувствовать себя самозванкой.
— Я должна вернуться на вечер, пока меня не хватились, — пробормотала Мари.
Исад кивнул:
— Да, конечно. Я пошлю с тобой несколько слуг для охраны.
Мари по-прежнему отступала к двери.
— Нет, не надо. Меня ждет Селим. Со мной все будет в порядке. Прощайте.
Мари поспешила выйти, но в саду уже не спешила.
Тяжело опустившись на край фонтана, она прошептала:
— Я предательница…
И действительно, те два человека, о которых она так беспокоилась, без сомнения, назвали бы ее предательницей прямо в лицо. И они оба могли бы приговорить ее к виселице.
Но хуже всего было то, что в глубине души она не чувствовала себя предательницей, и единственным ее чувством была печаль.
Мари говорила себе, что ее жгучие слезы вызваны чувством вины за то, что она обманула Исада, не сказав ему всей правды о себе. Но почему же сейчас, когда она возвращалась на прием к послу, ей стало еще хуже, чем прежде?
Поднявшись на ноги, она наконец пошла к выходу и прошла через ворота, за которыми ее ожидала карета.
Селим неподвижно сидел на козлах.
— В доме вас ожидает рассерженный жених. Не выбросить ли мне его оттуда? — спросил дворецкий.
Как будто Селим мог заставить Беннета пошевелиться, если тот этого не хотел.