Беннет снова пожал плечами:
— Мари, я не могу это объяснить.
Не мог или не хотел? Его самообладание, без сомнения, пострадало от произошедших прошлой ночью событий, а больше всего — от его вспыльчивости.
— А кто эта София? — спросила вдруг Мари.
Беннет вздрогнул и схватился за спинку кресла.
— Кто?..
— София. Вы выкрикивали ее имя, обращаясь ко мне. Кто она?
Если он скажет ей хотя бы это, об остальном она догадается сама.
Беннет отвернулся и направился к окну.
— Не ваше дело, Мари.
Она последовала за ним. Заглянув ему в лицо, спросила:
— Ваша любовница?
Он поморщился и покачал головой.
— Так кто-то из ваших близких?
Майор раскрыл окно, впуская в комнату пыльный уличный воздух.
— Это вас совершенно не касается.
Мари скрестила на груди руки.
— Я жду объяснений, Беннет.
— Я не могу вам их дать. Но подобное больше никогда не случится. Я имею в виду прошедшую ночь.
— Думаете, я смогу поверить вашему слову?
Беннет вздрогнул и отшатнулся, как будто она ударила его. Когда же он заговорил, в голосе его звучал гнев:
— Так вот чего вы хотите? Чтобы я просил у вас прощения снова и снова? — Он прошел мимо нее. — Нет, Мари, я не такой человек.
— Беннет, подождите!
Она бросилась за ним.
Он прошел прямо к кабинету ее отца и, не постучав, вошел.
— Сэр Реджинальд, к вам можно?
— Э… что такое?..
— Беннет!.. — Мари вбежала в комнату. Ее отец сидел за столом, глядя на майора с некоторым удивлением. — Беннет, подождите!..
Но он, казалось, не замечал ее.
— Сэр, это я ночью оставил синяки на вашей шее.
Старик нахмурился, а Беннет продолжал:
— Ночью вы называли меня гигантом, а вот… — Он кивнул на Мари. — Видите этот синяк на щеке вашей дочери? Вот этот, который, как она думает, не заметен под рисовой пудрой? Так вот, это ваших рук дело.
Старик побледнел. Взял со стола чашку с чаем, отхлебнул из нее и пробормотал:
— Мари, девочка, это правда?
Она попыталась ускользнуть, но майор удержал ее, схватив за руку.
— Прекратите, Беннет! Достаточно!
Майор выпустил ее руку.
— Да, это правда, — заявил он. — Что же касается моего поступка, то это мой поступок… и я не ищу ему оправдания. — Пристально глядя на отца Мари, Беннет добавил: — Вы больше никогда не ударите свою дочь, ясно?
Старик опустил чашку на блюдце. Рука его дрожала.
— Нет-нет, я не буду… И я больше никогда не прикоснусь к опиуму, клянусь, Мари! О, мне так жаль…
Девушка всхлипнула и закричала:
— Будьте вы прокляты! Будьте оба прокляты!
Резко развернувшись, она выбежала из комнаты и помчалась в сторону сада.
Мари сидела в парадной столовой, однако к еде не притрагивалась. Волосы девушки впервые были уложены в прическу, которую когда-то носила ее мать, и горничной пришлось изрядно потрудиться над этой прической.