— Понятия не имею. Я на электричках не езжу, у меня свои колеса есть.
«Вот и разгадка железнодорожной сезонки, найденной в сумке грабителя», — обрадовался Дементьев.
— Чего это вы улыбаетесь? — насторожившись, спросил автомеханик.
— Я не улыбаюсь. Это гримаса скорби, — брякнул следователь первое, что пришло на ум. — Распишитесь, пожалуйста, вот тут, внизу: с моих слов записано верно. Вашу фамилию и дату… Благодарю.
Поднимаясь, Антон еще раз попросил:
— Вы уж постарайтесь поделикатнее с матерью. Такое известие…
— Приложим все усилия, — заверил Дементьев, пряча от свидетеля ликующий взгляд.
— Кто? Кто там?
— Откройте! Милиция!
— Иду! Бегу! Сейчас, милые.
За дверью домика кто-то на что-то наткнулся, громыхнули ведра, послышалось кошачье мяуканье, последовала суетливая возня с замком, и наконец на пороге перед следователем возникла пожилая женщина с заплаканным лицом.
— Нашли? — с ходу спросила она.
Дементьев опешил: уже все знает. Откуда? Он-то рассчитывал застать мать Грачева врасплох, а если повезет, то с ней и его самого. Конечно, мала вероятность того, что преступник скрывается у матери, но вдруг? Тем более что, как теперь выяснилось, машина могла быть угнана в сторону Звенигорода не Сергеем, а кем-то другим.
В саду под каждым из окон домика уже находились омоновцы — на тот случай, если преступник вздумает сигануть в окошко. Еще один оперативник, отстранив хозяйку, прошел в сени.
— Вы — Грачева Надежда Егоровна? — спросил Дементьев.
— Ну да, ну да, дура я старая, прости Господи, — перекрестилась она и подняла на посетителя покрасневшие от слез глаза. — Где он?
— Давайте пройдем в дом.
— Ради Бога… — проговорила женщина упавшим голосом, пропуская Дементьева в горницу, где омоновец уже заглядывал в шкаф, под кровать, за печку. — Не тяните. Говорите уж всю правду. Недоглядела я… Завозилась с пирожками. Сережа просил испечь.
«С комфортом хотел бежать, гад, — подумал следователь. — Пирожки домашние в пути трескать».
Выпечка лежала тут же горкой на противне, накрытая чистым полотенцем. Дух от нее исходил домашний, сытный. Дементьеву вспомнилось: так пахла рука Анжелики — там, в «Пирожковой», где они познакомились.
Геннадий невольно проникся симпатией к Надежде Егоровне. Несомненно, эта женщина не в курсе событий, она бы не стала покрывать преступника, даже если тот — ее сын.
«Прав был свидетель Дударенко, — решил он. — С ней нужно поделикатнее. Она не виновата, что отпрыск оказался выродком. Однако и не расспрашивать ее нельзя. Может дать ценные сведения».
А Надежда Егоровна смотрела на него со страхом — и с надеждой.