Дантистъ сбѣжалъ снова съ лѣстницы, и, просунувъ голову въ дверь нашей комнаты, сказалъ:
— Икль, дружище, пожалуйста, войдите къ намъ на минутку.
Долли, какъ вдохновенный мученикъ, отправился на пытку.
Онъ засталъ мистриссъ Икль въ слезахъ; около нея лежала дорожная шляпка. Коварная Мери Вумбсъ царапала и терла свои воровскіе глаза угломъ передика, а мистриссъ де-Кадъ представляла собою олицетвореніе материнской свирѣпости.
Мистриссъ Икль приказала Мери Вумбсъ побѣжать скорѣе принести ей другой носовой платокъ, — этотъ былъ смоченъ слезами.
— Ну, мои дорогіе дѣти! началъ дантистъ торжественнымъ голосомъ: — я еще разъ прошу васъ, протяните другъ другу руки! Икль, обратился онъ къ Долли: — скажите, откровенно, на что вы жалуетесь? За что сердиты?
— Я не сердитъ, отвѣтилъ мягко Долли: — я только усталъ, и мнѣ надоѣли и опостылѣли дрязги.
— Лицемѣръ! обманщикъ! вскрикнула мистриссъ Икль. — Не вѣрьте ему, мамаша! Онъ теперь не смѣетъ меня оскорблять, онъ испугался, трусишка! Я говорю вамъ, моя жизнь въ опасности! Онъ замучилъ меня! Онъ уморилъ меня оскорбленіями!
— Я никогда не оскорблялъ, промолвилъ Долли.
— Не оскорбляли, мучили, убивали! Скотъ!
Долли спокойно закурилъ сигару.
— Если сотая доля того, что говоритъ моя дочь — справедливо, то я должна признаться, мистеръ Икль, ваше поведеніе недостойно, замѣтила мамаша де-Кадъ.
— Онъ ударилъ меня! крикнула Анастасія.
Долли всвочилъ.
— Это ложь! крикнулъ онъ.
— Это правда!
— Ложь!
— Правда! Правда! Правда!
Въ эту минуту явилась Мери Вумбсъ, и клятвенно подтвердила, что это «такая же святая истина, сэръ, какъ въ библіи, сэръ!»
— Вы видите, сэръ, сказалъ Долли: — что надежды на примиреніе быть не можетъ. Я позволяю мистриссъ Икль взть съ собою все, чта…
— Мамаша! закричала мистриссъ Икль: — какъ онъ смѣетъ это говорить! Я не возьму ничего, кромѣ самаго необходимаго, отъ этого низкаго человѣка!
Мамаша встревожилась и подумала, не сошла ли съума ея Стаси. Она сочла за нужное вмѣшаться въ эту борьбу взаимнаго великодушія.
— Мистеръ де-Кадъ, сказалъ Долли: — всѣ золотыя вещи и драгоцѣнности, дочь ваша можетъ тоже взять…
Старый Рафаэль отвѣчалъ съ безстыдной торопливостью:
— Конечно, конечно! сколько я помню, Стаси сказала, что возьметъ кое-какія необходимыя вещи, и разумѣется, драгоцѣнности…
— Капиталъ тоже «необходимая вещь»? спросилъ Делли съ нескрываемымъ (нѣсколько трагическимъ) отвращеніемъ.
Мистриссъ Икль почувствовала силу сарказма.
— О, еслибы мнѣ позволено было возвратить вамъ назадъ этотъ капиталъ! вскрикнула она.
Это была, быть можетъ, самая чудовищная ложь, произнесенная въ XIX столѣтіи, но она и не запнулась