Все это было настолько странно и необычно, что не казалось мне серьезным. Поэтому я не особо и беспокоился. Слушал камерные байки да с удовольствием ел пресные каши.
Ближе к полудню четвертого дня меня вызвал на допрос тот самый высокий симпатичный мужчина, который распоряжался в моем кабинете. Оказывается, он был старшим следователем.
После ряда дежурных вопросов он объяснил мне, что я обвиняюсь в получении взятки в особо крупных размерах.
– От кого? – спросил я.
Он назвал имя той самой веселенькой брюнетки, которой я неосторожно дал взаймы.
Я вначале рассмеялся и предложил спросить у нее самой, давала она мне взятку или нет.
На это старший следователь вынул из папки лист и подал мне. Это был протокол допроса той самой моей знакомой. Из него мне стало ясно, что я длительное время вымогал у нее определенную сумму за одну услугу, которую мог оказать в силу своего служебного положения. Наконец она поняла, что без взятки тут не обойтись, и обратилась за помощью в милицию. Ну, а дальнейшее известно.
Я не поверил ни единой букве.
Старший следователь, посмотрев на меня с некоторой жалостью, нажал кнопку, и вошла она. Как я думал, моя спасительница.
Она села и, отвернувшись от меня, стала отвечать на вопросы следователя – слово в слово, как в том протоколе.
Мне разрешили задать вопросы, но я был так ошарашен, что слова вымолвить не смог.
Позже я узнал, что это была очная ставка.
Через несколько дней после очной ставки меня еще раз допросили – и все.
Потом пришел адвокат.
Мы с ним вяло поприкидывали варианты, и он ушел.
Потом состоялся суд.
Судья больше дремал, чем слушал.
На суде демонстрировали фотографии, где я держал в руке взятку. Слушали пленку. Там я благодарил свою знакомую за деньги. Потом было ее выступление, тяжелое и запинающееся. Сумбурность его прокурор объяснил высокой порядочностью моей знакомой.
Адвокат что-то промямлил и сел.
От последнего слова я отказался.
И дали мне восемь лет.
Перед отправкой на зону меня неожиданно вызвал тот самый симпатичный старший следователь, который вел мое дело.
Был он странно возбужден. Все выспрашивал, как я себя чувствую и представляю ли, что меня ждет в течение следующих долгих восьми лет?
– Семи, – поправил я.
– Как «семи»? – не понял он.
– Так. Семь лет осталось и девять с половиной месяцев.
Этим уточнением он остался недоволен.
Потом он долго ходил вокруг да около. Наконец достал фото одной симпатичной девушки и спросил, помню ли я ее?
Я шарахнулся от фото, как от чумы.
– Что, еще одна? – ужаснулся я, имея в виду взятку. К тому времени мне в этом мире ничего не казалось невозможным.