– Как же ты их смог разговорить? – удивился Виталий.
– Так Крячко и с чертом договориться сможет, – усмехнулся Романов.
– А вот Кравцов ошибся! – начал рассказывать дальше Гуров. – Видимо решив, что Стас все равно ничего выяснить в бизнес-центре не сможет, он поспешил в администрацию, потому что я представлял для них с Тарасовым гораздо большую опасность. Вот он и подслушивал под дверью кабинета, причем долго, потому что, когда я вышел в приемную, на улице уже давно вовсю валил снег, а его тулуп был совершенно сухим. Как потом оказалось, он не только нас подслушивал, но еще и успел доложить Тарасову обо всем, что узнал. Я сделал вид, что ничего не заметил, и мы с ним поехали в больницу, где я собирался поговорить с Татьяной Сергеевной, но мы с ней разминулись на входе, и я не стал ее останавливать, потому что разговор в присутствии Кравцова в мои планы не входил. В больнице я, ненадолго избавившись от Тимофея, сумел побеседовать наедине с хирургом и узнал, что ранившая губернатора пуля была калибра 7,62, а ведь у карабина – 9,3, да и угол вхождения пули никак не соответствовал тому, какой был бы, если бы стреляли из бизнес-центра. И все тут же встало на свои места! Потом, перекинувшись парой слов с Михаилом Михайловичем – средним, я понял, что пуля, как я и предполагал, уже в Москве у его дяди. Из больницы я направился в дом губернатора, а Кравцова отправил заниматься другими делами. Оттуда позвонил брату Татьяны Сергеевны и узнал, что пулю он не только получил, но уже и пробил по центральной пулегильзотеке. И выяснилось, что она от снайперской винтовки Драгунова, которая проходила как вещдок по делу о заказном убийстве в Курске, но должна была быть уничтожена по истечении срока хранения. Вопрос: как же она уцелела? Андрей Сергеевич с этим разобрался, и, предвосхищая события, скажу, что одним из членов комиссии по уничтожению вещдоков был… Правильно! Юрий Петрович Тарасов. Как уж он с остальными членами комиссии договориться смог, не знаю, но факт остается фактом – в Новоленск эта винтовка могла попасть только вместе с ним. А потом наконец-то Татьяна Сергеевна открыла мне тайну этих непонятных цифр! И сделала это очень легко: она просто чуть-чуть подправила запись. Мы с Анной Павловной думали, что это 313111—4, а на самом деле это было: 313, дробь, римская цифра 2, тире, 4.
– И что это? – спросил Виталий.
– Михаил Михайлович! – обратился к нему Гуров. – Может быть, вы дальше сами расскажете, чтобы нам в испорченный телефончик не играть, а я потом дополню и внесу некоторые пояснения.