– И вы поверили? – прошептал Беневоленский.
– Конечно, надо было от него бежать. Я понимал, что он лжет. Все факты были против него. Если книги в его доме находились по принуждению, зачем он так внимательно изучил их? И эти фотографии… Вирский объяснил это своим неисправимым эстетством. Только мертвое, сказал он, по-настоящему совершенно. В живом лице всегда есть случайные черты.
«Так я думал раньше, – говорил Родион, – но теперь я прозрел».
«Я не верю тебе», – сказал я.
«Вы имеете на это все основания, – согласился он. – Но послушайте… Пять лет назад у меня родился сын. Его мать – известная актриса. Наши отношения с ней не оформлены. Это очень красивая и лживая женщина. С помощью сына она хотела женить меня на себе, а когда не получилось, отдала его в детский дом. Я хочу воспитывать его в своем доме. Не хотите спасти меня, спасите невинного ребенка! Будьте его наставником!»
Тихон Иванович надолго замолчал.
«Уж не обмер ли?» – испугался Беневоленский.
– Как бы вы поступили на моем месте? – спросил отец Тихон.
– Согласился бы, – вздохнул старик. – Но я не мог бы оказаться на вашем месте.
– Я поставил перед Родионом условие: сжечь все мерзкие книги и фотографии. Он легко на это согласился. Весь день до поздней ночи на его участке полыхал огромный костер. Никогда я не предполагал, как трудно жечь книги. Как они плохо горят! Зловоние от костра было такое, что соседи по даче донесли коменданту поселка. Но когда он пришел, все было закончено. Пепел мы закопали под сосной в лесу. (Потом ее иглы почернели и осыпались.) На следующий день меня познакомили с ребенком. О, это было ангельское создание! Красота матери и отца соединились в нем. Единственным физическим изъяном была шишка на голове, которую мальчик постоянно трогал. Но за дивными кудряшками она была не заметна… Я крестил его…
И снова в горнице повисло молчание.
– Может, прервемся? – осторожно спросил Беневоленский.
– Нет, – возразил старец. – Просто я задумался. К тому же история моя почти закончилась.
– Как?! – Меркурий Афанасьевич очень расстроился.
– Мальчик был послушным и сильно привязался ко мне. Через год арестовали и расстреляли приемного отца Родиона. Поговаривали, что это было связано со смертью Горького, который патронировал его институт. Еще через месяц пришли за Родионом-старшим и мной. Мальчика вернули в детский дом. Я встретился со своим крестником после войны в Казахстане, в ссылке. Он сам разыскал меня. Это был красивый восемнадцатилетний юноша, настоящий сын своего отца. Эстет, умница и неисправимый барин. Даже непонятно, как с этими качествами он сумел выжить в детском доме. Мы стали жить вместе… Вы правы, Меркурий Афанасьевич. Мне трудно говорить. Как-нибудь потом.