– Хорошо, пойдем смотреть! – Васильева положила ладони на стол и встала.
Матвей и Марта последовали ее примеру.
Был полдник, и дети пили молоко в большом и светлом помещении столовой, стены которого, кроме красочных героев сказок, украшал рыжий потек с потолка.
– Я сказала посадить мальчиков вместе, – шепнула заведующая. – Их столик у окна.
Матвей оглядел зал. Два десятка пар глаз уставились на вошедших. Все дети сидели по четыре человека за столом. Лишь кандидаты на усыновление вдвоем. Так было легче разобраться. Они были одинаково подстрижены и походили друг на друга как братья.
– А можно с ними пообщаться? – спросил по-английски Матвей.
Климова перевела.
– Да, конечно, – кивнула директриса.
Матвей и Марта вышли из детского дома в подавленном состоянии. Было тяжело играть роль приемных родителей. Несмотря на то, что детям говорили, будто тети и дяди приехали проверять работу детского дома, они смотрели на них с затаенной тоской и надеждой.
Оба остановились на Володе Савине. Мальчику было три с половиной года.
Колган прогуливался по фойе, то и дело поправляя за дужку давившие на переносицу очки. Нелепая шляпа, полы которой закрывали верхнюю часть его лица от установленной в углу видеокамеры, длинное пальто, легкая сутулость в сочетании с трехдневной щетиной делали его похожим на слегка загулявшего интеллигента. Он будто бы целую ночь отмечал рождение ребенка, потом до обеда отсыпался и сейчас, наспех одевшись, примчался, чтобы поздравить жену.
«Надо было цветы взять», – потирая подбородок, подумал Колган и увидел появившуюся в дверях Алену.
Она была до того худая, что казалась прозрачной. Даже длинный, до пола махровый халат не скрывал этой воздушности. Большие, черные глаза были полны печали и тоски. В то же время в ее внешности была какая-то теплота проснувшегося материнства. Алена словно светилась изнутри тихой радостью.
Колган долго думал и все-таки на этот раз решил попытаться избежать убийства. Не то чтобы ему было страшно. Нет, бояться он перестал тогда, когда отправил на тот свет такое количество людей, что гарантированно заработал «вышку». Это случилось после четвертого или пятого раза. Точно он сказать не мог, поскольку еще какие-то томления души были. Потом Колган убивал без особых чувств и философских размышлений о вечном. Он научился воспринимать чужую смерть как данность. Всех ждет один и тот же конец, и за этой чертой уже все равно будет без разницы, когда и как умер. Решение оставить Алену возникло отнюдь не из-за проснувшейся совести или переосмысления жизни. Просто, проанализировав ситуацию, он понял, что самоубийство девушки не решит проблем. Предложившая этот вариант Васильева не учла тот факт, что Алена лежит в ВИП-палате. И дело вовсе не в охране и круглосуточной сиделке и медсестре. Они-то как раз меньше всего мешали. Просто Васильева не подумала, как потом тот же начальник отделения объяснит происхождение денег, которыми оплачено содержание и уход провинциальной девушки. Любой следователь начнет копать в этом направлении и быстро выйдет на Архангельского. Все шустрые только на словах. Узнать, кто стоял за всем этим делом, не составит труда даже дилетанту сыска. Оказавшись на нарах, Васильева тем более молчать не станет. Но он не винил ее за просчет. Более того, относился к таким ситуациям спокойно. Колган понимал, Васильева имеет связи, хорошо разбирается в законах, умеет быстро и правильно оформить документы, договориться с нужными людьми, когда надо, припугнуть. И замену ей найти практически невозможно. Собственно, она и подняла этот бизнес. Его обязанность – зачищать результаты ее недочетов и оберегать как несушку, несущую золотые яйца. При том наплыве заказов, который они переработали, это нормальная рабочая ситуация. Он не брюзжал, а трудился, и получал за это неплохие деньги.