— Господи, ну и сплетница же я! Есть тут один молодой человек, все время крутится около Кэй. Красивый — правда, на манер жиголо — ее старый друг. И у меня из головы все не выходит, не связано ли это с тем, что Невил богат, знаменит и так далее. Насколько мне известно, у нее самой не было ни гроша.
Она замолчала с виноватым видом. Томас Ройд задумчивым голосом проговорил лишь «у-хум».
— Однако, — продолжала Мэри, — все это может оказаться чистейшей болтовней! Девушку иначе как восхитительной не назовешь. Это, наверное, будит кошачий инстинкт в старых девах.
Ройд внимательно смотрел на нее, на его неподвижном лице невозможно было прочесть, как он воспринял услышанное. После минутного молчания он спросил:
— Так в чем же именно заключается теперешняя проблема?
— Вы знаете, на поверку я не могу сказать вам ничего конкретного. Это-то и странно. Разумеется, мы прежде всего посоветовались с Одри. И было похоже, что она совсем не против встретиться с Кэй. Она так мило ко всему этому отнеслась. И все время здесь она была просто очаровательна. Трудно представить себе человека, который вел бы себя милее и доброжелательнее. Конечно. Одри во всем, что делает, являет собой образец. Ее манеры в отношении Невила и его жены безукоризненны. Она, как вы знаете, очень замкнута, и никто не может с уверенностью сказать, что у нее на уме, но, честно, я считаю, что к происходящему она действительно относится спокойно.
— А почему должно быть иначе? — сказал Ройд. Потом, словно спохватившись, он добавил:
— В конце концов, прошло уже три года.
— Разве такие люди, как Одри, забывают? Она ведь очень любила Невила.
Томас Ройд беспокойно задвигался на своем сидении.
— Ей всего тридцать два года. Перед ней вся жизнь!
— О конечно, конечно. Но для нее эта история была таким потрясением! Она ведь пережила очень сильный нервный срыв.
— Я знаю. Родительница мне писала.
— Я думаю, — сказала Мэри, — что по-своему это даже хорошо, что вашей матушке пришлось присматривать за Одри. Это отвлекло ее от собственного горя — я имею в виду смерть вашего брата. Мы все были так опечалены.
— Да. Бедняга Адриан. Всегда любил слишком быструю езду.
Наступило молчание. Мэри вытянула руку в сторону, показывая, что повернет на дорогу, которая спускалась к Солткрику.
Когда «форд» заскользил вниз по этой узкой, петляющей дороге, она возобновила разговор.
— Томас, вы хорошо знаете Одри?
— Так себе. Я нечасто видел ее последние десять лет.
— Да, но вы же знали ее с детства. Для вас с Адрианом она была как сестра.
Он кивнул.
— Была ли она… не казалась ли она вам порой какой-то странной? О, получилось совсем не то, что я хотела сказать. Видите ли, меня не оставляет чувство, что сейчас с ней что-то не так. Она как-то слишком выдержана, ее поведение безукоризненно до неестественного, и я иногда задаю себе вопрос, что же скрывается за этим фасадом. Время от времени я подмечаю в ней какие-то по-настоящему сильные эмоции. Я понятия не имею, что это может быть! Но я чувствую, что ее душевное равновесие нарушено. Что-то она скрывает! Это так беспокоит меня. С одной стороны, я понимаю, что атмосфера в доме сейчас влияет на всех. Мы все стали какие-то издерганные и чересчур нервные. Но что происходит с ней, я не знаю. И иногда, Томас, это пугает меня.