Дженни постучала в дверь черного хода, и, когда никто из Эйвери не вышел, она нашла ключ под ковриком, где он всегда хранился. Кухня была погружена в темноту — Уилл, должно быть, ушел к Лизе, — но в доме явно кто-то был. Дженни чувствовала, что этот человек видит сон. И снилось ему, что он потерялся на длинной дороге. Это была аллея без начала и конца, которая продолжалась дальше, когда спящему казалось, что он сейчас выйдет из нее. В этом сне начала спускаться ночь, но время бежало так неестественно быстро, что звезды буквально носились по небу, и невозможно было различить ни одно созвездие. Даже Полярная звезда, самый неизменный ориентир, поменяла свое расположение.
Он потерялся, Дженни чувствовала это. Она подошла к двери его спальни, где были опущены все шторы. Он так крепко спал, что не открыл глаз, пока она не улеглась рядом. Дженни вспомнила, как он держался всегда поодаль, шагах в двух, и не сводил при этом с нее глаз. Так было и в то утро, когда ей исполнилось тринадцать и когда она была слишком молода, чтобы понять, что происходит.
Он проснулся, и она вложила ему в руку компас. Она чувствовала жар его тела, лихорадку, которая не отступала уже тридцать лет. Дженни Спарроу скинула одежду; она не хотела, чтобы им что-то мешало. Она была прохладная, словно камешек, выуженный из озера. Она была так близко, словно волна, накрывшая его с головой. Он давно убедил себя, что доволен собственной жизнью; он давно перестал думать, как все могло бы сложиться иначе. Дженни оказалась рядом с ним, и он почувствовал, что тонет. Вот что могло сделать с человеком желание. Вот что оно сделало с ним.
— Мне снится сон? — произнес Мэтт Эйвери — Я потерял диссертацию? Ты в самом деле здесь?
Давным-давно некоторые женщины в Юнити носили на шее косточку от летнего персика, надеясь на любовь. До сих пор многие жители полагали, что именно благодаря этому обычаю, а вовсе не кораблекрушению, выбросившему на берег саженцы, в их лесах и на задних дворах росло так много диких персиковых деревьев. При строительстве нового дома каждый раз находили целое ведро персиковых косточек, а ребятишки, нашедшие косточку по дороге в школу, считали это за большую удачу, несмотря на то что их ждало впереди: забытая любовь, неудавшаяся любовь, любовь вопреки всем препятствиям, вечная любовь, любовь спустя долгое время.
Дженни работала в чайной воскресным днем. Любой, кто ее видел, ни за что бы не подумал, что когда-то это была мрачная девочка, мечтавшая поскорее вырваться из дома, по большей части несчастливая, пребывающая в вечном ожидании самого плохого. Сегодня она нарезала сливовый пирог, напевая песенку о любви, и вспоминала поцелуи Мэтта. Не успела она дорезать пирог до половины, как в дверь ввалилась странного вида девица, а за нею как привязанный вошел Хэп Стюарт. Вид у него был таинственный. Дженни, между прочим, не перестала думать о Мэтте. Последние две ночи она уходила прогуляться, после того как Элинор укладывалась спать, и оказывалась почему-то у дома Эйвери, стучалась потихоньку, чтобы не услышал Уилл, а потом на цыпочках пересекала гостиную, словно девчонка, вернувшаяся в те времена, когда поцелуй что-то означал, когда от него подкашивались ноги.