— Эх, красотища-то какая! — послышалось из недр «Мерседеса». — Будет что перед смертью вспомнить! Клементинка, айда сюда!
Тина посмотрела на дядю Васю. Тот ободряюще улыбнулся, и она решилась!
Внутри «Мерседес» выглядел еще роскошнее, чем снаружи: белые кожаные сиденья, деревянные панели, мини-бар, который уже успела обнаружить расторопная баба Люба.
— Ой, бутылочки-то какие красивенькие, — запела она елейным голосом.
Из-за переднего сиденья выглянул дядя Вася.
— Мать, ни в чем себе не отказывай, — сказал он очень серьезно.
— Да ты что?! — не поверила своим ушам баба Люба. — Так вот я, пожалуй, вот эту возьму, с черненькой этикеточкой.
Дядя Вася бросил быстрый взгляд на бутылку с «черненькой этикеточкой» и одобрительно хмыкнул:
— Молодец, мать! «Джек Дэниэлс» — достойный выбор.
До больницы домчались за пять минут, похоже, в «Мерседесе» где-то были спрятаны крылья. Их уже ждали, и не кто-нибудь, а сам главврач. Тина поежилась, нездоровый ажиотаж вокруг ее персоны начинал раздражать.
Сама процедура заняла совсем немного времени, минут десять — и все готово.
— И что теперь? — спросила Тина, забираясь вслед за дядей Васей в кожано-деревянное нутро «Мерседеса».
— Будем ждать.
— Долго?
— Неделю. Может, чуть больше.
— Не знала, что в нашем захолустье делают такие анализы.
— А у вас и не делают, повезем в Москву.
Тина покосилась на дремлющую в обнимку с бутылкой бабу Любу, спросила шепотом:
— А мне что теперь делать?
— Тебе тоже ждать.
— Где?
— Пока здесь, дома.
— Не получится, — Тина тряхнула головой. — Меня сегодня должны в детдом оформлять.
— Я же сказал — детдом отменяется.
— Ну да, опекунство и все такое…
— За тобой пока присмотрят мои люди, — сказал дядя Вася после небольшой паузы.
— Эти головорезы на джипах? — Тина поежилась.
— Они не головорезы.
— И они будут жить в моей квартире?! Имейте в виду, я против!
— Хорошо, — неожиданно легко согласился дядя Вася, — они поживут во дворе, в машине.
— То есть как «в машине»? — удивилась Тина.
— Не бойся, девочка, им не привыкать.
— Ко мне давай соколиков своих, — встрепенулась баба Люба, — за умеренную плату приючу иродов.
— А где ты живешь, мать? — поинтересовался дядя Вася.
— Дык, на одной с Клементинкой площадке. Соседи мы.
— Спасибо, мать, — сказал он и полез за бумажником. — Вот тебе за хлопоты.
Таких денег баба Люба отродясь не видела — целых двести долларов. Она удивленно хрюкнула и поспешно спрятала купюры за пазуху, а потом расправила складки на юбке и сказала со сдержанным достоинством:
— Не за что, сынок. Ты только предупреди соколиков своих, чтоб не хулиганили и вели себя тихо.