Только что мы банкроты, покупаем баранину второго сорта, и вдруг берем билеты в Германию, и даже на троих, юный Билли Боун с нами, высокий, красивый, славный малый, вовсе не похож на отца. Откуда взялись деньги? Не-суй-свой-нос.
Итак, мой брат СПАСЕН. Можно еще сказать — ОБРАЩЕН. Мы поехали туда прямиком с кёльнского вокзала и обнаружили две его лучшие работы друг на против друга в отдельном зальчике Музея Людвига.
Я, ЕККЛЕСИАСТ. Майкл Боун (Австралия), р. 1943. Дар Корпорации «Дай Ити»
ЕСЛИ УВИДИШЬ, КАК ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ. Майкл Боун (Австралия), р. 1943. Дар Корпорации «Дай Ити»
Поскольку я больше поднаторел в УХОДЕ ЗА ГАЗОНАМИ, невдомек мне было, что подобные откровения начнутся и в других местах, Господи Боже, Лондон, Нью-Йорк, Канберра, бедная мамочка, за пределами ее жизни, ее тайные молитвы всем напоказ, глухая ярость обнажена перед всем миром. Несчастный, битый жизнью газонокосильщик стоит перед своими РАБОТАМИ с диким взглядом и блуждающей улыбкой.
— Господи Иисусе, — пробормотал он, прочитав табличку с именем СООБЩНИКА МАРЛЕНЫ.
— Ты просто ничего не понимаешь, говорил он мне.
Но старина Заторможенный Скелет очень даже хорошо понимал. То было признание в любви от Марлены. Именно это она пообещала ему в тот день, когда он грозил ей насильственной смертью.
Нас сопровождал КУРАТОР СО СТЕПЕНЬЮ, и когда Мясник отыскал свой платок и высморкался, тот любезно спросил, не хотим ли мы посмотреть Лейбовица.
Мясник отвечал резко, почти грубо:
— НЕТ!
Что ж, сказал Профессор, я думал, у вас есть личный интерес. Мы приобрели нового Лейбовица у того же мистера Маури, который коллекционирует ваши картины.
— О! — сказал мой брат. — А! Да, конечно!
Он таращился на Куратора со Степенью так, словно к нему кто-то подкрался и воткнул рукоятку метлы ему в зад.
— Веди, Макдуф,[102] — сказал он.
И мы понеслись по галерее, трое крупных мужиков, большие ступни, хлопают подошвы по плитам Музея Людвига, добежали до изображения механического Чарли Чаплина, под которым было написано по-французски «LE CHAPLIN MÉCANIQUE». Мне показалось, я вот-вот ВЫПУЩУ ГАЗЫ, так что я держался подальше от картины, а Мясник, он только что не уткнулся в нее носом.
— Когда мистер Маури продал ее? — понадобилось ему знать.
— Нет, — отвечал Куратор со Степенью. — Речь не об этой картине. О вон той. Наше последнее приобретение.
Позади нас висела, Господи благослови, та страшная штука, что мой брат выкладывал на крышу в СоХо. С тех пор она превратилась в «LE GOLEM ÉLECTRIQUE». Я придержал язык, но видели бы вы лицо моего брата, словно погода в Мельбурне — и дождь, и солнышко, и град, улыбается, хмурится, фыркает своей сопелкой, Господи Боже, дальше-то что?