Леди и джентльмены, сказал пилот, мальчики и девочки, голос нашего отца, ТОТ ЕЩЕ ТИП, он сказал, вся дорога до Сиднея — ПОД ГОРКУ. Я спросил брата, что теперь будет с его ИСКУССТВОМ, он сказал, навсегда потеряно, осталось в руках у того японца, хоть бы он сдох. На борту он осушил множество маленьких бутылочек красного вина и не желал остановиться, пока ПОДЛЫЙ УБЛЮДОК не перестал ОТВЕЧАТЬ НА ПРИЗЫВ.
Длинная-предлинная ночь, болтаемся над землей.
Потом ДУРНАЯ ПОЛОСА, то и дело меняли адрес в Сиднее — Темпи, Марриквиль, Сент-Питерз. Мясник был совершенно ВЫПОТРОШЕН, труд его жизни украли ИСТИЦА и ЯПОШКА.
ВИДЕЛ Я ВСЕ ДЕЛА, КОТОРЫЕ ДЕЛАЮТСЯ ПОД СОЛНЦЕМ, И ВОТ, ВСЕ — СУЕТА И ТОМЛЕНИЕ ДУХА! Он сам не понимал, что пишет.
Еще пару месяцев он ЗАНИМАЛСЯ ИСКУССТВОМ, но потом услышал по сиднейскому радио, станция «2-ЮИ», что Истица и Жан-Поль продали все принадлежавшие им картины Майкла Боуна японцу. Мой брат был Королем, а стал Свиньей, выпотрошенной свиньей. Поверни тушу набок и давай внутренности выматывать. Главное не порвать желудок и кишки. Когда вытащишь желудок и кишки, насколько получится, оставишь висеть под самой печенью. Покоится в мире. Выбросил пятнадцать ярдов хорошего холста на свалке в Темпи.
НЕКОГДА ЗНАМЕНИТЫЙ Майкл Боун основал компанию по уходу за газоном. Я-то занимался этим с удовольствием, но мой брат — истинный сын своего отца, вечно злится на пробки на Парраматта-роуд, и какие расходы на двухтактный дизель, и разве можно стричь газон при такой влажности.
ПОТОМУ ЧТО ВО МНОГОЙ МУДРОСТИ МНОГО ПЕЧАЛИ; И КТО УМНОЖАЕТ ЗНАНИЯ, УМНОЖАЕТ СКОРБЬ.
В мой сон врывались шаги его босых ног, шлепает по квартире, ум в смятении, сердце в неустанной работе, почки обволакивает жир. Не следует забывать, что мое счастье куплено столь дорогой для него ценой. НО… ТЕПЕРЬ МОЙ ЧЕРЕД. Хотел бы я стать лучше. Одно удовольствие подстригать траву, весеннюю поросль, сладкий аромат, мотыльки порхают в радужном воздухе, бабочки-монархи, и прочие, их имена Бог весть.
Пять лет мы жили НОРМАЛЬНОЙ ЖИЗНЬЮ.
Потом пришло письмо от наших БЫЛЫХ ВРАГОВ, из Германии, и все переменилось. Мы ВЫБИЛИ ИЗ НИХ ДЕРЬМО, однако об этом ни слова, Мяснику пишут о ПОСЛЕДНИХ СОБЫТИЯХ. Письмо из МУЗЕЯ ЛЮДВИГА, ха-ха, батареек не нужно. Моего брата пригласили полюбоваться его же картинами, повешенными в этом ЧРЕЗВЫЧАЙНО АВТОРИТЕТНОМ, как он сто раз твердил мне, МУЗЕЕ. И все-таки он боялся, вдруг это ЖЕСТОКИЙ РОЗЫГРЫШ.
Он стал жирный, старый, голову нажгло летнее солнце, уголки рта опущены, руки в карманах, нащупывает мелочь, вечно ПУСТОЙ. Но в тот вечер, когда он вскрыл письмо из Музея Людвига, НАСРАТЬ НА РАСХОДЫ, он поговорит с ними ПО ТРУБКЕ, напрямую. И так на кухоньке нашей скромной квартиры в Темни было официально подтверждено, что брата вытащили со СВАЛКИ ИСТОРИИ. Япония передала две его картины в дар Музею Людвига, и эти два полотна, которые я в последний раз видел на Мерсер-стрит, Нью-Йорк, НЙ 10 013, теперь получили ЧЕСТЬ И МЕСТО. Затрахайте меня вусмерть.