Еще мне казалось, что, измываясь надо мной своей вольностью, он готовился к возмездию настолько страшному и невиданному, что для его осуществления ему нужно было время. И каждую ночь этот скрежет металла на чердаке будто бы был тому доказательством. Я уверовала себя в то, что рано или поздно он затащит меня туда и поквитается со мной самым изощренным способом. Причем, покончив со мной, он примется за Наташу. Несмотря на то, что Наташа не была перед ним виновна, он нещадно ее казнит только за то, что она его забыла. Неспроста он говорил мне во сне: «Ты и твоя дочь одно целое и вы всегда и везде должны быть вместе. То, что ждет тебя, это ждет и твою дочь».
От происходящего со мной я угасала и за короткий срок превратилась в тощее существо – я выглядела, как узница концентрационного лагеря.
Испугавшись своего вида и не выдерживая постоянства своих наваждений во сне и наяву, я приняла решение немедля переехать жить в нашу городскую квартиру.
Переехать переехали, а ничего не изменилось. Сны продолжались, а призрак отсутствовал только лишь первые три дня как мы стали жить в городе. А потом он появился и будто эти самые три дня ему понадобились для того, чтобы отыскать нас в большом городе. Все пошло-поехало своим чередом, лишь с той разницей, что ночной скрежет металла происходил не на чердаке, а в ванной комнате.
Я стала походить на тень. Глядя на мой безжизненный облик, Наташа настояла на том, чтобы я обратилась к врачу. Я согласилась, иначе бы она не отстала от меня.
Однако вместо врача я оказалась у бабки Веры. Мне порекомендовала ее моя давняя подруга, случайно встретившаяся мне на улице.
Увидев меня, она настолько поразилась моему виду, что тотчас выпалила:
– Милочка, да тебя сглазили! Тебе надо обязательно пойти к бабке Вере! Она тебе непременно поможет.
Она дала мне ее адрес, и я пошла. Без энтузиазма, но пошла.
Это была так называемая целительница, лет семидесяти пяти в белом платочке, покрывавшим ее седые волосы на голове. В очень милой и приветливой старой женщине я не заметила ничего особенного, за исключением ее глаз, – их взгляда, обращенного не на меня, а сквозь меня; казалось, будто я прозрачная и она через мое тело смотрит на нечто, что располагалось позади меня.
Бабка Вера принимала меня в небольшой слабо освещенной комнате, где находящиеся в ней иконы, горящие свечи и всевозможные банки с колбами придавали ей некое таинство. Наверно, подобная атмосфера создавалась для того, чтобы каждый человек, особенно тот, кто посещал бабку Веру впервые, смог поверить, что перед ним не какая-нибудь шарлатанка, а напротив – та самая настоящая с магическими способностями целительница, которая может творить чудеса. На меня же атмосфера помещения подействовала иначе, одним словом, как декорация к спектаклю. Поэтому на свой счет я не очень-то обольщалась. Я как пришла на авось, так и осталась на авось пройти сеанс до конца. А вдруг, мало ли, терять-то было нечего.