.
Это укоренение миссионерских символов, конечно, никоим образом не меняло имперской риторики «варварства». пример, болгары, давно крещенные в византийское православие, по–прежнему воспринимались, во–первых, как недочеловеки[721], а во–вторых, что еще гораздо интереснее, как не вполне крещенные. В панегирике Иоанну Мавроподу знаменитый ритор и историк Михаил Пселл воздает хвалу его дяде: «Ему была вверена апостольская доля (άποστολικήν κληροδοσίαν πιστεύεται)[722] и он с блестящими упованиями был послан из главного города [Константинополя] к тем скифам, что прежде именовались кочевниками, а позже назывались болгарами. И он не обманул надежд тех, кто его послал, до такой степени, что даже превзошел их, совершенно преобразив (καθαρώς μεταπλάσας) весь народ для Бога, ничуть не хуже [Фомы] Дидима, [крестившего] всю Индию»[723]. Речь тут идет о Льве Пафлагонском, πρώτος εκ Ρωμαίων, т. е. первом греческом архиепископе Болгарии, занявшем престол в 1037 г.[724] Разумеется, Пселл не мог не знать, что Болгария была крещеной к моменту приезда туда Льва целых полтора века. После этого мы уже не удивимся, не найдя у Пселла в его рассказе о руссах ни малейшего намека на то, что это христианский народ[725]. Но, как станет ясно из дальнейшего, не все византийские интеллектуалы относились к обращению варваров столь презрительно.
К XI в. у Византии не осталось иных соседей–язычников, кроме кочевых народов Малой Азии и Причерноморских степей. Это отражается и на характере греческой миссии. Она начинает обращаться преимущественно к номадам и одерживать легкие победы, которые сменяются столь же скорыми поражениями. Так, печенежский вождь Тирах, будучи разгромлен византийцами в начале зимы 1048 г., «вместе с приближенными ста сорока людьми был приведен к императору. Тог принял его ласково и, крестив и возвеличив величайшими почестями, содержал его в роскоши»[726]. Основная миссионерская работа начиналась, когда византийские священнослужители выезжали по просьбе варварских правителей прямо на место. Летом того ясе 1048 г. вождь другого печенежского племени «Кеген, прибыв в столицу, вступил в переговоры и был приветливо и гостеприимно принят императором. Пообещав и сам принять святое крещение, и убедить сделать то же самое своих спутников, он был возведен в достоинство патрикия, а также получил три крепости из числа возведенных на Истре и много стадиев земли. В дальнейшем его числили (άνεγράφη) среди друзей и союзников ромеев. Более того (τό πλέον δ’), он, как и обещал, принял святое крещение, как сам, так и те, кто был с ним, — был послан некий благочестивый монах Евфимий, который устроил Божественную купель возле Истра и всех оделил святым крещением»