Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина? (Иванов) - страница 153

После отбытия из Херсона Феодор и его отец приплыли в Боспор, где последний предполагал сойти, — однако город не впустил их, «тогда отец остался у немногочисленных алан, снося все: бедность, упреки, издевательства — не все ведь выносят слово духовное. А мы двигались целых 60 дней через Скифию, бедняки, не имевшие в достатке ничего из необходимого. Единственным утешением было то, что [двигались мы] не слишком вдалеке от первой апостольской дороги… Увидали мы свою паству, это дело любимое и предпочтительное всему прочему». То, что находит Феодор по прибытии на место, вызывает у него глубокое отчаяние, так что он начинает подозревать скорый конец света и неизбежное явление Антихриста: «Увы! С нас начались беды. Пещь последнего несчастья скоро зажжется, и первым делом — у нас, подпитываемая мелким хворостом. Ведь не сразу огонь запалит бревна, поскольку Сатана обманывает веру более простодушных (τών άφελεστέρων τήν πίστιν). Увы! «Мы сделались такими, над которыми Ты как бы никогда не владычествовал“— гласит Писание [Ис. 63.19]. Увы, на апостольском фундаменте было построено [здание] из соломы и тростника, и стало оно добычей пламени» (Alanicos, col. 400 А—В).

Апостольским Феодор именует фундамент аланской церкви потому, что в его время по–прежнему имели популярность предания о «хождениях» в тех местах апостола Андрея. О том, что его культ поддерживался церковью Западного Предкавказья, свидетельствует и найденная на берегах Кубани греческая надпись с упоминанием этого апостола[881].

Дальше Феодор переходит к непосредственной причине своего прибытия — но выражается по–прежнему столь туманно, что понять, в чем состоит суть дела, практически невозможно. «Из некоего безымянного и по зимнему времени болотистого места воздвигся некий дух неверия и возмутил это море язычников (τήν των έθνών ταύτην διετάραξε θάλασσαν). Он увлек в пучину отчаяния корабль Церкви, у которого не было кормщика и который уже и так едва надеялся бороться с волнами» (Alanicos, col. 400—401). Дело, собственно, состояло в том, что аланский епископ умер: «Аланская церковь была лишена головного украшения, я говорю о том (неизвестно каком. — С. И.) святом пастыре и не лгавшем апостоле (τον άπόστολον μή ψευσάμενον)[882]: он скончался там (αύτου), хорошо послужив. А защитник зла с непокрытой, как говорится, головой, бесстыдно вступил в борьбу за церковь. Весьма искусны были его начинания (και οΐα τα έκείνου μηχανήματα καί προβλήματα): он разжигает бешенство корыстолюбия в одном из тех, которые были нужны ему для помощи (τήν τινι πρός υπουργίαν έκείνω έπιτηδείων)