. Он выставляет в качестве предлога простоту [этого] народа, и несчастья [нынешних] времен, и то, что [любой] тотчас совратил бы алан (τήν του έθνους αφέλειαν προδεικνύς, καί τό δυσπραγές του καιρού, καί δτι τους Άλανούς ευθύς ύποσύροιτ αν)» (Alanicos, col. 40ΙΑ). Кем был упомянутый «защитник зла», равно как и его помощник, мы не знаем — может быть, митрополит Трапезундский?
«Был у них некий знатный муж, имевший близкое родство с тем пастырем. Он придумывает нечто, достойное своей головы и совершенно нелепое: подобно тому побежденному[884] евангельскому демону берет с собой семерых других демонов, [а именно] тех волков, что были вокруг пастыря, и, что удивительно, мужей, недостойных общения с ним, беглецов из разных мест (άλλως άλλαχόθεν φυγάδας), в целом [не представлявших собою] ничего здорового, а также [прихватывает] кого‑то откуда‑то из лазов (τινα Λαζόθεν ποθέν), который единственный быстренько переоделся подобающим образом (μετενδυτοϋντα μόνον τάχα που καί επίτηδες)» (Alanicos, col. 401 В).
Этот темный рассказ, изобилующий непонятными для нас намеками, следует, быть может, толковать таким образом: получив назначение от Трапезундского митрополита, новый епископ Аланский отправился в свою епархию с группой священников, в которой лишь один был византийцем, а остальные— либо аланами, находившимися в окружении митрополита, либо какими‑то другими варварами, быть может, бежавшими от татарского нашествия. Во всяком случае, лишь один «лаз» испытывал потребность в перемене одеяния. Кстати, если термин μετενδυτέω не следует здесь понимать как монашеский постриг, то перед нами — уникальное свидетельство византийской миссионерской практики: переодевание в туземную одежду.
О том, до какой степени рассказ Феодора пронизан евангельскими аллюзиями, можно судить по одному только слову «волки», употребленному им в рассказе о трапезундских клириках; эта на первый взгляд ничем не мотивированная метафора отсылает к евангельскому: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Матф. 7.15).
Дальше Феодор развивает метафорику 12–й главы Евангелия от Матфея: «Найдя [Аланию] подметенной (σεσαρωμένην) и свободной от всеисполняющего благого Духа, он вступает [туда] свободной стопой. И становится последнее хуже первого (γίνεται τα έσχατα χειρονα τών πρώτων), а ведь даже и оно было не слишком здоровым» (Alanicos, col. 401 В). Цитаты из стихов 44—45 главы 12–й Матфея позволяют Феодору намекнуть на то, чего он не говорит впрямую: подобно человеку из Христовой притчи, которого на время покинул бес, Алания освободилась от язычества, но после него там остался ничем не заполненный вакуум, и тогда бес вернулся с семью другими бесами — в лице трапезундских клириков. Последние, если верить Феодору, занимались вымогательством у местного населения, «за то что не пренебрегли Аланией, так [прозябающей] без пастыря. Они, [мол], всё претерпели, всё вынеслй, ради того чтобы ей бесплатно был подарен жених» (Alanicos, col. 401 С). Автор отчета упрекает своего предшественника и за то, что тот слишком поспешно рукополагал местных священников, и за то, что вскоре оставил свой пост и вернулся в Трапезунд (Alanicos, col. 404 А). Впрочем, местные не видели в этом ничего дурного — они привыкли к такой чехарде: «ведь [среди них] есть такие, при ком сменилось уже три епископа, и теперь они видят меня четвертым!» (Alanicos, col. 404 В—405 А).