Дыхание ее участилось, голос становился все громче:
— Пойди и скажи в вашей ложе, этим маленьким свиньям в униформе, во время течки, скажи им, что мне не стыдно, и я ни о чем не жалею.
Голос поднимался, поднимался до крика:
— Я счастлива, я горжусь. Я ненавижу твоих друзей гораздо больше, чем других мужчин. Они молоды, сильны, у них есть деньги, с которыми они не знают, что делать. У них есть родина, семьи, которые ждут их, — в ее голосе слышались истеричные ноты. — А тебя — ты такой же, как они. А не потому, что ты говоришь по-русски и можешь сказать: «Люби меня грешной…»
Я споткнулся, покачнулся, чтобы прийти в себя, я вынужден был прислониться спиной к саням, стоявшим в нескольких шагах от крыльца. Хватило для этого одного толчка Лены.
Лошади захрапели. Зазвенели бубенцы. Лена попыталась добежать до двери. Натолкнулась на ночного сторожа. Он пробормотал:
— Ну-ну, голубка, сегодня что-то очень шумно.
Лена с возгласом счастья прижалась к старой военной шинели и спрятала лицо в седой бороде. Сторож гладил ее по голове, приговаривая:
— Идем, идем, голубка. Это пройдет, все проходит, и это пройдет.
Здесь я не могу не остановиться, не прервать на мгновение мою историю.
Потому что я, кажется, слишком увлекся. Это даже уже не мелодрама. Это месиво из простых душ, каша, тесто, сделанное из разбитых сердец. Но еще раз: все действительно так и было.
Все.
Я видел его.
Луна, которая по прихоти облаков и легкого ветра с Тихого океана то освещала, то скрывала этот нищий квартал. Поломанное крыльцо… Тусклый фонарь… И эта маленькая тень рядом с инвалидом, грудь которого украшали медали и который участвовал в японской и турецкой кампаниях… Дед Мороз Лены.
Я его видел.
Я возвращаюсь к своему рассказу… Мне не оставалось ничего другого, как удалиться. К счастью, возница, которому не заплатили, все еще ждал. Но уйти вот так, оставить Лену, не сказав ей ни слова…
Я преодолел эту злосчастную лестницу, наклонился к Лене и прошептал ей на ухо что-то вроде: «Я вылечу тебя… Врач из эскадрильи, очень милый, замечательный… Увидимся завтра… Ты можешь рассчитывать на меня».
Она легонько подтолкнула старика, заставила его, пятясь, переступить порог, она прижималась всем телом к нему, повернувшись ко мне спиной. Они исчезли в темноте.
Тень произнесла напевным, наивным голосом:
— Простите, ваше благородие. Хорошего вечера, ваше благородие.
Я сел в сани. Не спрашивая меня ни о чем, извозчик привез меня в «Аквариум». Василий, как это часто с ним случалось, дышал свежим воздухом у входной двери.
Он смотрел на меня несколько дольше обычного, потом принес мне свои извинения. Появился один французский офицер. Один. Все было занято. Он никого не знал. И Василий отдал ему дальний столик Лены. Он не думал, что я еще вернусь сегодня вечером. Но он за меня не беспокоился. Все здесь были моими друзьями.