— Не думал об этом, но, пожалуй, вы правы.
— Так вот: пионер может не только редуты строить, но и дома. Так?
Мне уже давно понравилась идея заканчивать ответ на вопрос вопросом. Если не ошибаюсь, в "Семнадцати мгновеньях весны" мелькнула. С тех пор эффективно пользуюсь.
— Я подумаю, Вадим Фёдорович…
— Подумайте, Алексей, — я вдруг решил пойти дальше. — А ещё подумайте, что выигрывать генеральные сражения – мечта генералов. Но вы ведь им не скоро станете. Так ведь? А ещё подумайте о том, что если на поле этого самого сражения прибудет несколько меньше солдат противника, чем могло прибыть. Или там будет несколько больше наших солдат, чем рассчитывал враг. Как считаете, это скажется на результатах?
— Скажется, конечно, — на лице юноши отражалась явное напряжение – уже хорошо. — Но ведь пехота…
— Пехота всегда и везде решит исход любого сражения, — прервал я Алексея. — Это не обсуждается. Но ей, пехоте, нужно подготовить победу. И не дать её разгромить в отступлении, и дать ей возможность беспрепятственно наступать. А кто это сделает? Совершенно скромные и "незаметные" пионеры наведут мосты. Построят укрепления, разрушат пути отступления врагу.
А артиллеристы расстроят колонны наступающего противника, добьют отступающего… Но это неярко, не геройски. А ведь стоит атаки пехотного полка. Не так ли?
— Вадим Фёдорович… Я не знаю, вы так убедительны, но…
— Прекрасно вас понимаю, Алексей: вы мечтаете ворваться во вражеский строй, или первым взобраться на стену крепости. В храбрости вам не откажешь. Но война, это не поединок. И война, это не самоутверждение. Не возможность показать свою храбрость. Война – это смерть. Никакой романтики в ней нет. И задача офицера, которым вы собираетесь стать, не погибнуть геройски, а нанести противнику максимальный урон, и, при этом, остаться живым. Чтобы завтра снова убить или помочь убить врага. И снова выжить. А потом, когда закончится война, построить заново тот самый мост, что вы взорвали, препятствуя неприятелю.
Теперь вы меня понимаете?
— Теперь, кажется, да, — у парня явно зашевелились извилины в нужном направлении.
— И ладно. У вас будет время подумать. А пока… Я всё-таки оставляю своё подводное снаряжение вам, ладно?
— Почту за честь. Может быть, ещё нырну разок-другой…
Бороздин прибыл через два дня. Демонстрация новой пули произвела на генерала "сногсшибающее" впечатление, а когда он узнал, что я ещё и "афигенный химик"… Просто стал коситься на меня как на инопланетянина.
И тут трудно его не понять: столько изобретений и открытий от одной "морды лица", в смысле "личности"… Кого угодно заставит задуматься.