— Если ты чувствуешь себя лучше, иди, — сказала она.
— Сначала я хочу увидеть собачника. — Адамберг вскочил.
— Ладно, и как ты собираешься это осуществить?
— Выкурю его из убежища. Этот тип прячется и не смеет посмотреть мне в глаза.
— Возможно.
Пошатываясь, Адамберг обошел комнату и направился к мезонину.
— Наверху его нет, — сообщила Камилла, собирая домино. — Поверь мне на слово.
— Где он скрывается?
Камилла развела руки — ничем не могу помочь.
— Не там, — сказала она.
— Не там?
— Вот именно, не там.
— Он вышел?
— Он ушел.
— Он тебя бросил? — закричал Адамберг.
— Да. Не кричи и прекрати метаться.
Адамберг сел на ручку кресла, почти протрезвев от аспирина и удивления.
— Черт возьми, он тебя бросил? С ребенком?
— Бывает.
Камилла заканчивала складывать кости домино в коробку.
— Черт, — глухо проворчал Адамберг. — Не везет тебе.
Камилла пожала плечами.
— Я не должен был уходить, — объявил, качая головой, Адамберг. — Я бы тебя защитил, я поставил бы заслон. — Он раскинул руки и почему-то подумал о вожаке гусиной стаи.
— Ты в состоянии стоять на ногах? — мягко спросила Камилла, поднимая на него глаза.
— Конечно.
— Тогда уходи, Жан-Батист.
Адамберг добрался до Клиньянкура ночью, удивляясь, как это ему удается вести мопед, почти не виляя. Лекарство Камиллы взбодрило его и прочистило мозги, спать совсем не хотелось, затылок не тянуло. Он вошел в темный дом, положил полено в камин и смотрел, как оно разгорается. Встреча разволновала его. Он заявился неожиданно и застал ее в неподходящий момент с этим кретином в галстуке и начищенных до блеска туфлях, который тут же смылся, забрав своих псов. Она бросилась в объятия первого же болвана, задурившего ей мозги. И вот вам результат. Черт возьми, он даже не спросил, мальчик у нее или девочка, не поинтересовался именем. Ему это просто не пришло в голову. Он складывал костяшки домино в штабеля, говорил с ней про драконов и маджонг. Почему он так жаждал найти этих драконов? Ах да, из-за окон.
Адамберг помотал головой. Напиваться у него явно не получалось. Он не видел Камиллу год, свалился ей на голову пьяный в стельку, потребовал достать маджонг, возжелал увидеть молодого отца. Совсем как взбалмашный гусак. Его он тоже употребит без малейшей жалости, отправит в собор гоготать на колокольне.
Комиссар вынул из кармана правила игры и начал уныло листать их. Это были старые добрые пожелтевшие от времени правила. Доты, символы, бамбуки, ветры и драконы, на сей раз, он помнил все. Адамберг медленно просматривал страницы в поисках той самой руки онёров, которой мамаша Гийомон попрекала супруга, говоря, что он ни разу не смог ее собрать. Он задержался на разделе «Особые фигуры», которые было очень трудно составить. «Зеленая змея» — полный ряд бамбуков и брелан зеленых драконов. Игра, развлечение. Он пошел дальше по списку и остановился на «Руке онёров» — комбинации драконов и ветров. Скажем, так: три западных ветра, три южных, три красных дракона, три белых и пара северных ветров. Фигура настолько сложная, что ее почти невозможно составить. Папаша Гийомон правильно делал, что плевал на нее. Как он сам плевал на правила, на эти вот правила. Он хотел Камиллу, она была одной из составляющих его жизни, а он все испортил. Изуродовал себе жизнь, когда поперся на тропу, профукал охоту на судью, и все закончилось тупиком в Коллери, у истоков белого материнского дракона.