— Результаты увеличения отмечены светящимся индикатором, который облегчает их сканирование лазером. Теперь понятно?
— Я все понимаю, Жинетта. Работай, я за тобой наблюдаю.
В четверг вечером Ноэлла ждала его, сидя на велосипеде. Она улыбалась, и вид у нее был решительный. Как только они развернули матрас на полу магазинчика, девушка легла, оперлась на локоть и протянула руку к своему рюкзачку.
— У нее есть для тебя сюрприз, — объявила она, размахивая перед лицом комиссара конвертом и смеясь.
Адамберг привстал, чувствуя подвох.
— Она взяла билет на твой рейс, на следующий вторник.
— Ты возвращаешься в Париж? Уже?
— Я возвращаюсь к тебе.
— Ноэлла, я женат.
— Ты врешь.
Он снова поцеловал ее, встревожившись еще сильнее, чем в первый раз.
Адамберг задержался поболтать с дежурной белкой ККЖ, отдаляя начало общения с Митчем Портленсом. В этот день к сторожевому зверьку присоединилась подружка, отвлекавшая его от работы. Но ничто не могло отвлечь педанта Портленса, ученого высокого полета, служившего генетике, как Богу, отдавшего всю свою любовь спиралькам дезоксирибонуклеиновой кислоты. В отличие от Жинетты, инспектор и подумать не мог, что Адамберг не следит за его объяснениями, не впитывает их со всей страстью полицейского сердца, и говорил со страшной скоростью. Адамберг записывал в блокнот обрывки страстного монолога.
— Каждый образец кладется на пористую гребенку… Введение в контроллер…
«Пористая гребенка?» — записал Адамберг.
— Перенос ДНК в сепарирующий гель с помощью электрического поля.
«Сепарирующий гель?»
— И вот! — воскликнул Портленс. — Начинается гонка молекул, фрагменты ДНК проходят сквозь гель, устремляясь к финишной прямой.
— Надо же.
— Детектор опознает фрагменты по мере их выхода из контроллера, по одному, в порядке возрастания по длине.
— Потрясающе… — Адамберг нарисовал толстую муравьиную королеву в окружении сотен крылатых самцов.
— Что ты рисуешь? — недовольно спросил Портленс.
— Гонку фрагментов сквозь гель. Я так лучше запоминаю.
— И вот результат, — торжествующе объявил Портленс, ткнув пальцем в экран. — Профиль из двадцати восьми полос, выданный разделителем. Красиво, согласен?
— Очень.
— Эта комбинация, — продолжал Митч, — если ты помнишь, мы исследуем мочу Жюля Сен-Круа, — составляет его генетический профиль, единственный в своем роде.
Адамберг смотрел, как моча Жюля Сен-Круа превращается в двадцать восемь полос. Таким был Жюль, таким был мужчина.
— Если бы это была твоя моча, — сказал Портленс, расслабившись, — мы, разумеется, получили бы совершенно иную картину.