— Она сказала… она сказала, что вы мудак.
Хэнди громко рассмеялся и толкнул учительницу на пол.
— Пожалуйста, отпустите девочек, а меня оставьте, — умоляла миссис Харстрон. — Какая вам разница, сколько у вас заложниц — одна или шесть.
— Есть разница, глупая клуша. Я могу парочку застрелить, и еще останется.
Женщина открыла от ужаса рот и поспешно отвернулась, словно вошла в комнату и обнаружила там жадно пялившегося на нее голого мужчину.
Хэнди подошел к Мелани.
— Ты тоже считаешь, что я мудак?
Старшая учительница подняла было руки, но Мелани ответила до того, как та успела перевести вопрос.
— Что она сказала?
— Спросила: почему вы нас обижаете, Брут? Мы вам ничего плохого не сделали.
— Брут?
— Так она вас называет.
Брут? Что-то знакомое, но Хэнди не помнил, где слышал это имя, и слегка нахмурился.
— Скажи ей, что она прекрасно знает ответ.
Уходя, он окликнул Боннера.
— Слышь, Сонни, я начал учить язык глухонемых. Хочешь, покажу?
Толстяк поднял голову, и Хэнди выставил в его сторону средний палец. Мужчины грохнули, и Хэнди с Уилкоксом отправились в глубь здания. Когда они исследовали коридоры и помещения для забоя скота и разделки туш, Хэнди посмотрел на товарища.
— Как считаешь, он не сорвется?
— Все будет в порядке. В другой ситуации бросился бы на них как петух, но когда за дверью сотня вооруженных полицейских, у тебя не очень-то стоит. Что делали в этом здании? — Уилкокс обвел глазами механизмы, длинные столы, цепные передачи, регуляторы и ленты транспортеров.
— Не догадываешься?
— Нет.
— Это же, мать ее, бойня.
— Фабрика обработки. А что такое «обработка»?
— Отстреливать и потрошить. Это и есть обработка.
— Посмотри! — Уилкокс показал на допотопный механизм.
Хэнди подошел и усмехнулся.
— Надо же — старый паровой двигатель. Ну и хрень.
— И что с ним делали?
— Понимаешь, вот из-за этого мир и погряз в дерьме, — объяснил Хэнди. — Вон там турбина. — Он ткнул пальцем в ржавую ось с лопастями. — Вал вращался и выполнял работу. Так обстояли дела в век пара, он же был веком газа. Потом наступил век электричества, которое не так-то просто разглядеть. Огонь и пар — это очевидно, но поди разберись, как действует электричество. Никто не понимал, и это стало причиной Второй мировой войны. Теперь мы живем в электронном веке. Везде компьютеры и прочая срань, но ни хрена не ясно, как эти штуки работают. Смотришь бараном на электронный чип и ни черта не можешь разглядеть, а он тем временем фурычит, делает свое дело. Мы потеряли способность управлять.
— Да, хренотень.
— Что: жизнь или то, о чем я сказал?