— Эй! — крикнул здоровенный бывший пехотинец — обладатель приемника. — Эти недоделанные хиппи столпились на улицах перед мэрией, бьют окна и жгут американские флаги!
— Вот сволочи!
— Нужно что-то делать! Это же революция!
Юный ветеран натянул джинсовую куртку и надел на стриженную «под ежик» голову стальную каску.
— Это всего в нескольких кварталах отсюда. Не знаю, как вы, а я собираюсь помешать этому.
Он бросился к кабинке подъемника.
Грабовски хотелось закричать: «Остановись! Пусть власти занимаются этим: если брат начнет сражаться с братом, силы зла победят». Но язык отказался повиноваться ему. Потому что он чувствовал то же возмущение, что и все остальные, и страх — ибо из них лишь он один своими глазами видел последствия той революции, о которой кричали все вокруг. Охваченный волнением, он изо всей силы стиснул балку.
Его пальцы вошли в сталь с такой легкостью, как будто это была та мягкая клейкая размазня, которую американцы считают мороженым. Ибо он сам был отмечен печатью Зверя.
Остаток дня Марк ходил как в тумане, сплавленном из желания, надежды и страха. Он пропустил даже новости из Кентского университета. В то время как Америка разделилась на тех, кто испытывал ужас, и тех, кто выражал одобрение, он провел ночь в своей квартирке, с тарелкой печенья, читая и перечитывая статьи и затрепанные книги об ЛСД, то вытаскивая таблетку, то снова пряча ее, то крутя ее в пальцах, как талисман. Когда солнце кое-как вползло на небо, мимолетный приступ решимости заставил его бросить таблетку в рот. Он поспешно запил ее глотком оранжевой газировки, пока мужество снова не изменило ему.
Из всего прочитанного следовало, что кислота обычно начинает действовать через час-полтора. Он попытался убить время, листая то сборник Соломона, то марвеловские комиксы, то «Бумс»,[77] который он раздобыл в надежде, что он поможет ему в исканиях. Через час, когда дальше ждать действия кислоты в одиночку ему стало совсем уж невмоготу, Марк вышел из квартиры и отправился на поиски Кимберли, желая рассказать ей, что он нашел в себе мужество и сделал этот решительный шаг. Кроме того, он боялся, что кайф настигнет его, когда он будет один.
Марк знал, что она часто ошивается где-то в Беркли, который уже давно занял место почившей в бозе в качестве мекки неформалов всей Бэй-Эриа улицы Хайт, а время от времени подрабатывает в каком-то полуподпольном магазинчике поблизости от Народного парка. Так примерно в половине десятого утра пятого мая тысяча девятьсот семидесятого года он очутился в парке и как по заказу стал свидетелем самого эффектного противоборства между тузами всей эпохи Вьетнамской войны.