– Ну что решил, Миша?
Костров вздрогнул, он больше всего боялся этого вопроса.
– Так что же ты надумал, Костров?
– Иван Александрович, – Мишка вздохнул, – помогите на фронт, а…
– Значит, не надумал. А я, между прочим, за тебя перед начальником МУРа поручился.
– А он что?
– Теперь это уже малоинтересно. Ну, давай твой пропуск.
– Значит, домой мне?
– А куда же еще?
– Но ведь там…
– Боишься, значит? Ничего, ты Резаному помоги, он тебя не тронет.
– Да как же так? – крикнул Мишка. – Я же честно жить хочу, а вы говорите – помоги. Помогу, а меня к высшей мере!
– Честно, говоришь, жить хочешь?
Данилов обошел стол и приблизился к Мишке.
– Честно? А ты знаешь, что любой честный гражданин обязан помогать органам следствия? Молчишь? Половинчатая у тебя честность. И вашим и нашим. Нет, Костров, человек обязан решить для себя – с кем он. Посредине проруби знаешь что болтается?.. Если ты с нами, значит, должен и бороться за наше дело. Середины здесь нет. Понял? А ты, я вижу, больше всего Резаного боишься.
– Я не боюсь. Он придет, я с ним знаете что сделаю!
– Ничего ты не сделаешь. У него наган, а у тебя? Ты лучше сделай так, чтобы мы с ним что-нибудь сделали.
Внезапно за окном пронзительно и резко закричала сирена, та, что на крыше здания МУРа. Потом голос ее слился с десятком других. Над городом поплыл протяжный басовитый гул.
– Опять тревога. – Данилов погасил лампу на столе, поднял штору светомаскировки. – Что такое? Гляди, Костров!
Над городом ходили кинжальные огни прожекторов. Внезапно два из них скрестились, и в точке встречи заблестел корпус самолета. Захлебываясь, ударили с крыш зенитные пулеметы, глухо заухали зенитки.
Налет. Вот оно. Немцы над Москвой.
Данилов забыл о Кострове, он забыл вообще обо всем на свете. Он видел только небо, рассеченное прожекторами, на котором, словно красные цветы, вспыхивали разрывы снарядов.
Где-то над крышами домов занялось зарево.
– Что это? – спросил Костров. – Что это, Иван Александрович?!
– Это город наш горит, Миша. Вот и в Москву пришла война.
А зарево разгоралось все сильнее. Горело где-то недалеко, в районе Трубной. Отчаянно звеня, пронеслись туда пожарные машины. В кабинете стало светло. Зыбкий розовый свет выхватывал из темноты лица, словно выкрашенные желтой краской.
Данилов взглянул на Кострова. У того дергало щеку.
– Иван Александрович, – хрипло сказал Мишка, – я помогу. Сделаю все, что нужно будет.
Муравьев
– Вот эта квартира. Здесь и живет Марина Алексеевна.
– Спасибо, мамаша. Вы не беспокойтесь, она мне рада будет, – сказал он, твердо глядя в подозрительные старухины глаза.