Постучав в двойную деревянную дверь и дождавшись разрешения, Нилка вошла с видом скромницы, встала у края стола и потупилась в ожидании похвал.
Фанфары почему-то молчали.
Старуха окинула Нилку мутным взглядом поверх очков и скрипучим голосом прокаркала:
– Придется тебя отчислять, Кива.
– За что? – ошарашенно спросила Нилка. На фоне всех событий платье Бабич как-то вылетело из памяти.
– А ты не знаешь?
– Нет, не знаю.
Так и не дождавшись приглашения сесть, Нилка устроила острый зад на один из стульев.
– А кто испортил платье Бабич? Папа римский?
– Нет, – не стала запираться Нилка, – папа тут ни при чем. Это я. Но, Юлия Валентиновна, она ведь первая…
– Молчать! – не повышая голоса, велела старуха. – Не перебивать. Может, она и первая, но ты вышла и получила свой приз. А ее работа была снята с показа. Чувствуешь разницу? В общем, я тебя предупредила.
– Юлия Валентиновна, – губы у Нилки предательски задрожали, – она мне платье залила чернилами, я же заплатку наложила.
– Пиши объяснительную, Кива. – Старуха приподнялась и подвинула Нилке лист бумаги. – Все как было пиши. Может, Волк тебя помилует.
Хмурясь, Варенцова открыла створку окна и закурила.
Слабый огонек надежды на справедливость затеплился в душе у Нилки, но Старуха его тут же задула.
– Ты же знаешь, кто у Бабич отец, – глубоко затянувшись, произнесла она, – директор швейки, председатель попечительского совета техникума. Бывший наш ученик, кстати. Знаешь, где он нас всех держит? – Старуха потрясла кулаком.
Образцовая швейная фабрика в соседнем районе была предметом гордости краевой администрации. Папаша Бабич взял в лизинг оборудование у иностранцев, переоснастил допотопную фабричонку, вывел в передовики и гнал метраж – можно было несколько раз земной шар опоясать по экватору.
Нилка не выдержала столкновения с суровой действительностью, захлюпала носом.
Варенцова пристроила сигарету в пепельницу на окне, вытащила из кармана и сунула Нилке согретый телом носовой платок:
– Ну-ну, не раскисай. Может, обойдется.
Будущее качалось на весах.
Любая провокация, любой чих мог склонить чашу в ту или иную сторону.
Ради того, чтобы чаша склонилась в нужную сторону, Нилка готова была ходить по одной половице и хозяйскую кошку называть на «вы», готова была просить прощения у Бабич за моральный и материальный ущерб – не упадет корона с головы. Готова была сшить Наташке любой наряд, вплоть до подвенечного, лишь бы обошлось, лишь бы ее не раскатал могущественный Бабич-отец.
Нилка готова была ко многому, но только не к тому, что подлая Наташка обыщет ее карманы.