). Мне казалось удивительно, что он так верно понял место Рублева на фоне его эпохи (хотя многие ругали его за натурализм). Но все же с куда большим восхищением смотрел его «Солярис». Поразительная, философская штука, как и его «Зеркало».
Трудно представить себе благодушное благополучие психики американцев, которую Бы и другие описываете. Трудно потому, что у нас люди, пережившие несколько войн, не могут быть такими. Но интересно другое: как их облик складывался. Ведь их предки — люди особого склада: протестанты, сектанты. Об этих их корнях, впрочем, многие пишут, хотя и разноречиво. Многие русские сектанты тоже переселились туда: духоборы, староверы, но они как будто законсервировались, признаков развития не подают. Значит, модель вероучения играет немаловажную роль.
Рад за Якова, за его живопись и за Вашу перспективу стать новым Чуковским. По–английски будете писать? Как Ваш язык? Моя внучка пока текстов не выдает и веселит нас, в основном, своими ужимками. В год и три месяца называет всех мужчин папой, хотя отца явно отличает.
Картин Шварцмана я не видел. То, что Вы пишете о Родко, очень интересно. Иные критики говорят, что у христианства нет своего искусства, что оно просто отражает веяние века, как бы исчерпав себя в средние века. Не знаю, правы ли они? Знаю только, что христианство, в принципе, не может создать своей однозначной культуры, вроде буддийской или исламской. Оно шире и глубже культуры вообще. Поэтому может говорить на любых языках.
У нас медленная весна. Кричат птицы и снег.
Через три недели Пасха. У Вас она на неделю раньше. С чем и поздравляю.
Обнимаю и шлю московские приветы.
Ваш о. Александр Мень
[ноябрь 1979]
Дорогой отец Александр!
Не писалось у меня ничего в эти осенние месяцы — у меня в России внезапно умер папа, совсем молодой, ему было около шестидесяти лет, — так и не увидевшись со мной. Он хотел приехать сюда в гости, хотя, может быть, для него лучше, что он не увидел Америки, а то бы тут умер от огорчения за свою жизнь и Россию. Он очень любил деревню, где родился, это на Волге, в Калязине, и сбылась его мечта — там он и похоронен. И вот я смотрю на его жизнь и думаю: как он жил, и с умом, со смекалкой мужицкой, и с добротой? И честный был, а все равно жил не по правде, да разве можно жить с правдой, когда все пронизано ложью?! У него была подмена вер — не в то верил. Он боялся увидеть нормальную жизнь, зачеркивающую весь смысл его жизни. Именно для него визит в Америку был бы концом его жизни. Отец был из поколения тех, что «смело входили в чужие столицы и возвращались в страхе в свою». Теперь будем маму звать насовсем. Хотя возникли очень большие трудности с вызовом из Израиля — не дают с русскими фамилиями. Яшин отец старается, но что‑то никак пока не получается. Израиль‑то во многих отношениях родной брат нашему оставленному отечеству. Приезжающие туда наши люди долго остаются советскими и несут с собой весь груз. Как шутит Анри, партбилеты из карманов вывешиваются на головы. После Америки это бросается в глаза.