…Месяца через три она прислала ему письмо. Снова просила прощения. Писала, что чувствует себя хорошо, готовится досрочно сдавать сессию, живёт на частной квартире. Иван Антонович подумал, что Василий Щербаков, видимо, взял на себя заботу о ней, раз она проявила такое упрямство. Во всяком случае, на те деньги, что отец ей оставил, она не могла позволить себе такую роскошь, как съёмное жильё. Слуцкий ответил на её письмо, рассказал, как устроился, о своих первых впечатлениях. На его письмо она не ответила. Он отправил ещё одно. Позвонить ей не мог — она не сообщила свой новый телефон.
Иван Антонович очень волновался. Анюта либо уже родила, либо это событие вот-вот должно было произойти. Когда он получил письмо от Щербакова, у него потемнело в глазах. Он сразу понял, что Анюты больше нет. Василий написал, что Аня родила девочку, которую он взял в свою семью. Сейчас оформляет документы на удочерение.
Слуцкий не испытывал тогда никаких чувств к малютке, которая забрала жизнь его дочери, и сразу решил, что не будет заявлять о своих правах на ребёнка. Ей будет лучше в семье отца…
О Господи! Ну зачем снова об этом? Зачем вытаскивать наружу такие далёкие и, казалось, прочно забытые painful experiences[1]!
Ну вот, совсем отвык от русского языка. Ничего. Теперь и наслушается, и наговорится. С головой окунется в русскую атмосферу. Полное, так сказать, погружение. Какое тебе погружение, старый дурень, когда скоро уж за гранитную плиту погружаться, пытался рассмешить себя Слуцкий, но от резкой боли в груди чуть не вскрикнул. Осторожно, чтобы не спровоцировать новую болевую атаку, достал из кармана пиджака пластиковую трубочку с лекарством и выдавил в рот одну пилюлю. Сердце стало беспокоить в последнее время.
Вот побудет в Москве немного — и назад. Домой. Там спокойно, удобно, привычно. Там работа, любимая лаборатория. Что ему ещё нужно? Как поселился в университетском кампусе тридцать лет тому назад, так и живёт там до сих пор. Дом на берегу океана купил, поддавшись американскому менталитету, но сам необходимости в новом жилье не ощущал. Хотя дом очень хорош! Просторный, светлый, с собственным пляжем.
Теперь вот внучка пусть приезжает и хозяйничает. Наверное, у неё семья — муж, детишки. Да, да! Скорее всего он прадед! Да и Щербаков этот, Василий Юрьевич… Как ни настраивал себя против него Иван Антонович, всё же отдавал ему должное в том, что ведёт себя этот человек достойно. Дочь свою внебрачную не только признал, но и в семью взял, а это непростое дело — сознаться перед женой в адюльтере. Вину свою как перед Анютой, так и перед самим Слуцким, видимо, чувствует. Недаром ни разу о денежной помощи не попросил. Даже наоборот — отказывался, когда Иван Антонович предлагал. Может, на старости лет, мечтал Слуцкий, появятся в его жизни люди, нуждающиеся в его заботе и поддержке.