— Скажите, Катерина, а когда мы сможем увидеться все вместе, я имею в виду с Дашей? И каким образом?
Катерина взглянула на часы.
— Можно было бы и сегодня! Сначала мы с Дашенькой так и планировали — я встречаю вас здесь, и мы вместе едем к ней… Но видите, как всё обернулось! Я вас заговорила, и сейчас ехать к ней уже поздновато, я думаю. Лучше перенести на завтра. А вот по телефону поговорить с ней можно, если хотите… Хотите?
Слуцкий смешался. Он не был уверен, правильно ли начинать знакомство с Дашей с телефонного разговора. Поганая вещь этот телефон! Иван Антонович признавал его только для делового общения, а с близкими надо разговаривать глаза в глаза. Но любопытство взяло верх. Очень хотелось послушать, как она говорит…
— Привет, дед! Нужно сразу определиться, кто вы, доктор Зорге!
— А какие у тебя в запасе варианты? — Впервые за то время, что зашел в дом, Иван Антонович улыбнулся.
— «Дед» — это раз! «Ты» — это два! Остальные мне не нравятся. О'кей, Дед?
— О'кей, девочка!
— А где тебя с мамой черти носят? Я «оливье» нарубила, он тут тает, понимаешь, а ты там небось старые фотки перебираешь!
Даша ещё что-то говорила, в трубке звенел её голос, Иван Антонович, добродушно похмыкивая, ей отвечал, но немногословно, больше для порядка. Ему хотелось, чтобы инициатива в разговоре принадлежала ей. Из интонаций её голоса, активной, чуть ершистой манеры говорить, фотографий, которые видел, и рассказов Катерины складывался образ его внучки — отважной, умной, смешливой, в глубине души которой затаилась то ли печаль, то ли ещё что-то такое, чего не должно быть в душе молодой девушки.
Господи, почему идея познакомиться с ней не приходила ему в голову раньше!
— Я к тебе завтра приеду, девочка. Сегодня уже поздно. С женихом-то познакомишь?
— Ну вот, ты уже всё знаешь! — как-то слишком жёстко отрезала Даша.
— Нет, девочка, ещё не всё!
* * *
Гостиничная кровать оказалась такой удобной, что Иван Антонович отлично выспался. Завтрак он заказал в номер и, с аппетитом поедая овсяную кашу, жалел, что столько лет находился в плену своей ненависти к малознакомому Василию Щербакову, злости на Советский Союз, в котором он влачил полунищенское существование и дьявольской смеси любви-жалости-раздражения к строптивой дочери. Из-за этого он почти тридцать лет не был в Москве и совсем забыл, какое здесь всё родное — воздух, улицы, небо, снег, дождь, ветер… Ему не так долго осталось жить. Нужно обязательно приезжать сюда каждый год! Подпитываться энергией родины. Навещать родные могилы…
На могиле дочери он вообще никогда не был, и сейчас, оставив такси у ворот Котляковского кладбища, с волнением шёл по заснеженной тропинке. Он очень боялся, что почти за три десятка лет, которые прошли со времени её смерти, место захоронения дочери вообще невозможно будет найти. В том, что за могилой никто не ухаживает, Слуцкий был уверен. Вчера даже не стал задавать Катерине этот вопрос, чтобы не смущать. К большому своему удивлению, на участке, обнесённом низенькой оградой, даже возвышалось надгробие. Очень простое, сделанное из каменной крошки, хоть и обсыпалось по краям, оно не позволило маленькому скорбному холмику сравняться с землёй.