— Наверняка пойдет.
— А тут в посев, в будний день, сиди в корчме! С таким лодырем и сам бездельником станешь. За штоф пива — десять копеек. В прошлый четверг тоже штоф, в позапрошлое воскресенье мерка за пять… А весной откуда мне денег доставать?
— Сам ты дурень. Мартынь Ансон меньше чем полгода никогда никому ничего не делал.
— А кому же заказать? Древиню со Стекольного завода? Он только у землевладельцев берет. Да и нет у меня целого воза досок, чтобы ему отвезти. — Земит увидел на телеге покупки Бривиня и на минуту забыл о своей беде. — Посмотри, сколько накупил, какой сверток! Постолы, должно быть, для Мартыня Упита, своего любимца.
— Старший батрак из кожи вон лезет, сам чуть свет на работе и другим покоя не дает… Но ты посмотри, что у него в том куле?
Земит пощупал.
— Как будто крупа, но не крупа, как будто мука, но не мука.
— Ну конечно не мука. Я думаю, думаю — не могу додуматься.
— Что тебе думать, спроси Бривиня.
— Спроси… Уж спрошено, не отвечает.
Земит спохватился, что в корчме у него дело, и бросился в двери. Шорник вдогонку крикнул:
— Ты ему скажи, пусть выходит. Долго ли я дураком сидеть буду?
— Скажи… — проворчал испольщик. — Сам скажи. Тебе что не сидеть, а мне картошку запахивать надо…
В корчме над маленьким столом плавало огромное облако дыма. Мартынь Ансон, только что выпив, морщился, закуски больше не было. Пощелкал пальцем по мерке — пустая. Ванаг встал на ноги и погладил бороду.
— Значит, решено, в следующее воскресенье.
Земит вытянул шею, заглянул в штоф — на дне оставалось немного, — быстро присел на еще теплую табуретку.
Вилинь клевал носом все ниже.
Ванаг встряхнул его за плечи.
— Езжай домой, скоро вечер.
Он тряс сердито, как человек, который обязан оберегать честь хозяйского сословия. Дремавший приподнял голову, по не открыл глаз. Даже палец не в силах был поднять — только неясно промямлил:
— Цст! Тпру! Бокстобой!
— Ты его не бросай! — наказал Земиту Бривинь. — Вам ведь по дороге; положи на телегу и отвези домой. До самых Вилиней, — во двор завези, чтоб кто-нибудь принял. Обратно две версты дойдешь пешком.
Надувшись, испольщик притворился, что ее слышит, но тележник ответил за него:
— Отвезет, отвезет, так оставить нельзя.
Как только Ванаг показался в дверях, Прейман повернул кобылу. Застоявшаяся Машка рванула, хозяин едва успел вскинуть ногу на ось и ввалиться на телегу. Но рысью кобыла пробежала не долго. Постоялец усадьбы Гаранчи Звирбул возвращался на станцию и, здороваясь, подергал за козырек фуражки. Кобыла пошла шагом — хозяин, наверное, захочет поговорить, — и не ошиблась.