— Честным путем за копченого дьявола, за волосатую обезьяну! — Анна вздрогнула — вспомнилось прежнее отвращение к Светямуру. — Наплевала бы я на него, кипятком ошпарила его противную рожу!
— Ты… — В этом долго протянутом слове Осиене излила всю свою боль, горечь и упрек. Но потом прибавила тише и печальнее: — Разве ты когда-нибудь умела взять свое счастье?..
Анне хотелось вскочить и закричать во весь голос, чтобы и на большаке слышали. Но опять подавила в себе гнев, стиснула кулаки и только сказала:
— Я расстрою Калвициене это сводничество, не продать ей Лиены. Если сама Лиена не видит, я открою ей глаза.
Теперь Осиене совсем выпрямила сгорбленную спину, впавшие глаза злобно заблестели.
— Ты откроешь! Ты — такая? Не суйся, не мешай другим устраивать себе жизнь. В кротовой норе — вот где твое место. В норе ты сидишь, в ней и оставайся!
Очевидно, еще многое ей хотелось высказать. «Возмутительно и недопустимо — Анна совсем не выглядит кающейся грешницей, втоптанной в грязь, и ребенок разодет в платьице с синими пуговками и в туфельки…» Но вспомнила, зачем приехала, сдержалась и повела разговор о самом главном.
В Бривинях уже не то, что раньше, совсем не то. Дворни почти не осталось, старший батрак Силис никуда не годится. Сам Ванаг ходит как шалый, будто больной, — не понять, что с ним стряслось. Все после этого злополучного пожара, о котором не хочется ни думать, ни говорить. Новый хлев, наконец, летом отстроили… хлев! Церковь, а не хлев, — с большими окнами и помостом для въезда прямо на чердак. Но что это дает, если сам в него и не заходит, если сам сразу за голову хватается, как только корова на Спилве замычит… После этого несчастья страшно пил, может быть, оттого и мозги выжгло. Теперь и капли в рот не берет, взглянуть на водку не может. Но и распоряжаться хозяйством уже не в силах. От должности волостного старшины с осени хочет отказаться, нет у него былой веселости и задора. Совсем побелел, стал таким же, как старый Бривинь. Хозяйка выглядит не лучше, нет уже ни прежней гордости, ни бодрости. У нее понятно отчего: с детьми не повезло. Лаура теперь даже в церковь открыто ездит со своим Клявинем. Голова у нее гладко зачесана, всегда в белом передничке; только и знает торчит в своем огороженном цветнике; старая свекровь со всем возится — шлепает по хлеву, топчется у плиты на кухне… А в Бривинях — тот штудент, пьяница и забулдыга. Из него ни хозяина, ни порядочного человека никогда не получится. Не станет старика — неизвестно, куда пойдет эта большая усадьба и все огромное богатство… Каково матери все это видеть и переносить? Как же не поседеть от этого? Да, да, истинную правду говорили старые люди: маленький ребенок давит колени, а взрослые дети — сердце…