Так и осталась Лиена одинокой в этой душной комнате, где грязь переливалась через порог и от тошнотворной вони спирало дыхание. Не понимала, куда несет ее жизнь, только одно чувствовала: запертая в клетке с тремя зверями, долго не выдержит. Что-то должно свершиться, перевернуть эту жизнь, полную невыносимой муки. Должно быть, и Светямуру нечто подобное приходило в голову, он становился все более хмурым, поглядывал выжидающе.
Как-то утром Лиена варила на плите кофе. Это никогда ей не удавалось, Светямур постоянно кричал, — то мало кипятила, то чересчур долго, то недостаточно крепкий кофе, то перелила молока. Настоящая свинопаска, у господ не служила, тонких вещей не понимает! Посмотрела бы на супругу господина Древинга со Стекольного завода! Она варит настоящий немецкий кофе. Хорошо умела варить и его первая жена — теперь он все чаще ставил ее в пример этой неотесанной мужичке. Лиена действительно не любила господского напитка, который принято было в доме Светямура пить без сахара. Возможно, она и не умела сварить кофе как следовало. В то утро у нее болела голова. Лиена, занятая своими думами, рассеянная, насовала полную плиту сухих ясеневых щепок. Светямур как раз входил в комнату, когда от сильного огня кофе мощным клубком хлынул через край кастрюли. Пар с шипением взлетел до потолка и разошелся по комнате.
Светямур словно потерял рассудок.
— Спит, спит, как короф! — кричал он. — Ночью надо спит!
Со сжатыми кулаками хотел на нее броситься, но, подумав, быстро и привычно сорвал с брюк ремень и ударил раз, два, еще… Первые два удара были еще терпимы, но в третий раз пряжка больно рванула по плечу. Лиена громко вскрикнула, выронила ложку из рук, стояла окаменев, еще не понимая, что случилось, не в силах поверить, что это правда. За дверями что-то стукнуло, казалось, кто-то хочет войти. Светямур отошел в глубь комнаты и, застегивая ремень, неразборчиво забормотал по-немецки.
За завтраком и за обедом он сердито посматривал на Лиену своими желтыми глазами, рывками откусывая хлеб, будто до зубов наполнился ненавистью и досадой. Теперь путь проложен, ремень пущен в ход, и этот первый урок, конечно, не останется последним. Лиена весь день провела как в бреду. Болит ли голова, плечо ли — она уже не сознавала, до того все смешалось, перепуталось. И прежде ощущала себя в Кепинях, как в яме, полной грязи, а теперь опустилась на самое дно, по горло, с головой — рот уже заливало, залепляло глаза и уши.
Во всей Дивае одни только портной Адынь осмеливался бить свою жену, когда в субботу, вернувшись вечером после недельной работы, обнаруживал, что она за это время съела лишних полкаравая хлеба пли в своей неисправимой расточительности вымыла котелок, на стенках которого, конечно, оставался жир. И во всей волости не было второго, столь презираемого человека, как этот портной Адынь, — женщины, проходя мимо, с трудом сдерживались, чтобы не плюнуть ему в глаза, мужчины отворачивались от этой скотины.