Жизнь в Муцениеках, а затем в Баложах, где семья Упитов попала в кабалу к управляющему имением Рексону, была полна тяжелого и изнурительного труда. На вечную память остались метки от волдырей, отвращение к рабской работе на хозяина, какой бы национальности он ни был, да еще тот самый Рексон, который много лет спустя вновь оживет, сменив фамилию на Бренсон в романе «Северный ветер» (1921).
Наступила пора прозрения, тот психологический взрыв, который прежде всего выразился в желании вырваться «в люди». Как это ни странно, но перед его глазами был пример Яна Пурапуке, который отнюдь не походил на нравственный да и творческий идеал, но олицетворял собой возможность обзавестись приличной библиотекой и выкраивать время для собственного писания. Выход намечался один — бросить самообразование и стать учителем.
И вот наступил февраль 1896 года, когда юноша «с невероятно светлой головой», как считала семья и близкие знакомые, поехал в Ригу, чтобы держать экзамены в Николаевскую гимназию. Почти половину столетия спустя, в страдном 1943 году, Андрей Упит отправит по этому же пути одного из героев своего романа «Земля зеленая», Андра Калвица.
«Первой предвестницей Риги была ткацко-белильная фабрика „Кенгаракс“. Она встретила путников едким запахом хлорной извести, который чувствовался за полверсты, а когда подъехали ближе, стало жечь в горле, щипать в носу. Дальше растянулась, как колбаса, желтая, с бесконечным рядом окон, канатная фабрика Крейенберга. Она как бы отделяла Ригу от лугов и песчаных пустырей, не позволяла далеко разбегаться от окраин города деревянным лачугам, маленьким каменным домикам и новым двухэтажным строениям, выкрашенным в ярко-синий цвет.
Был утренний час. В домах раскрывали окна, трясли простыни, выколачивали подушки. От Ивановых ворот уже начинались тротуары, полные спешащих пешеходов. Телега страшно загромыхала по широкой Московской улице. Развозчики молока, на больших рессорных телегах, уставленных бидонами, катили быстро; рослые, откормленные лошади лоснились на солнце, до земли свисали кожаные кисти нарядной сбруи… Возчик складывал в фартук желтые буханки пшеничного хлеба такой поленицей, что едва протискивался в двери лавчонки. Колбасник небрежно вытаскивал из ящика, поставленного на подводу, коричневые кольца колбас, всем своим видом показывая, как мало он ценит свой товар».
Эти страницы написаны шестидесятишестилетним человеком, которого память вернула к последним годам девятнадцатого века, к той самой Риге, которая олицетворяла собой мечту его юности и мечту многих его героев, батрацких сынов, пытавшихся вырваться из невыносимых пут рабского труда на хозяина.