— Да-а, — протянул Семеныч. — Пить, но не водку — для меня удивительно. Я, конечно, все что угодно в организм принять могу, но водка — лучше всего.
— Может, пойдем парнемся? — предложил Влад.
— Идем, идем, — поднялись все, потянулись в парилку, перед входом в нее взяли из тазиков мокрые веники, Влад свой оставил. Лобченко спросил:
— А ты что?
— Я в первый раз без него. Просто прогреться надо.
Зашли в парилку, поднялись по лесенке, присели на лавочки. Было многолюдно. Влад заметил, что ее только что просушили, теперь заслонку закрыли, а у печи мускулистый парень поддавал парку, часточасто зачерпывая воду ковшиком и прямо-таки швыряя ее на камни.
— Тише ты, черт, зальешь печку! — крикнул кто-то рядом.
— Я знаю, я по капельке, — ответил тот.
Присутствие пара становилось ощутимей, опускаясь вниз, он приятно обжигал кожу, но некоторые тут были по пятому-шестому заходу, им было мало.
— Давай-давай, не ленись! — крикнули с одного конца.
— Да хватит! — закричали с другого. — Сваришь!
Парень захлопнул дверцу, снял рукавицы, вбежал наверх, осмотрелся, спросил:
— Опустить парок, мужики?
— Опускай! — ответили.
Все втянули головы в плечи, наклонились ближе к полу. Парень взял в руки простыню, и она быстробыстро, как лопасть вертолета, завертелась у него над головой. Народ заохал, закряхтел. Кто-то тихонько похлопывал себя веником по плечам, потом шлепки послышались чаще, и вот уже вовсю народ одаривал друг друга ударами, Влад почувствовал, что больше не может, бочком-бочком, не делая резких движений, вышел, молнией влетел в бассейн с ледяной водой, вынырнул — как будто миллион маленьких иголок вонзили в его тело и вынули. Взял свой веник, вернулся обратно, сразу согрелся, начал потихоньку им похлопывать по ногам, ступням, плечам.
— Влад, давай-ка я тебя постучу, — предложил Семеныч.
— Нет уж, спасибо, ты уже так настучал, что я неделю оправдывался, — отказался тот.
Иван рассмеялся и начал вновь рассказывать историю, которую и так все знали, но все равно слушали, так как она с каждым разом обрастала все более интересными подробностями.
— С месяца два назад пришли мы сюда внепланово, среди недели, да я что-то хватил лишку, да и начал лупить веником Влада изо всех сил, да еще после захода пятого, да еще он сам был в дюпель — я не чувствовал, что бью сильно, он не чувствовал боли — так все плечи в рубцах и оказались!
— Вот именно, после пятого, — добавил жертва садизма Семеныча, — веник уже обтрепался, остался без листьев, одни только ветки в стороны торчали, как пучок розог получился, а он привык к своей толстой, непробиваемой коже, которую то эвкалиптовым, то можжевельниковым насилует, и давай меня, как себя, лупить, если не сильнее. Ну, я спьяну ничего не почувствовал, помылись мы да пошли по домам. Прихожу я к себе, меня там моя тогдашняя подруга дожидается, ужин на столе — совет да любовь! Раздеваюсь я — а она как давай орать: «Так вот ты в какую баню ходил, сволочь!» Я в недоумении, а она меня к зеркалу подводит. «Вот, — кричит, — вот!» Я смотрю — а у меня все плечи и полспины в синих полосах, да еще ровно по пять в ряд с каждой стороны. Успокаивал, оправдывался — да она ни в какую, шубу в охапку и бегом вон. Впрочем, я отчасти Семенычу благодарен — все не знал, как от нее избавиться, тут он на помощь и пришел.