Начали приезжать первые гости, члены семьи Романовых. Луи должен был лично встретить их у трапа самолета. Он уже встречался с ними в раньше в Куршавеле и Монако. Ему уже приходилось расшибаться в лепешку, чтобы раздобыть им то, что они хотели и когда они этого хотели. Сегодня же ему надо было не только расшибиться в лепешку, но и вылезти вон из кожи: дела у Виталия набрали такие обороты, что он вошел в очень узкий круг, а именно – в первую сотню самых богатых людей страны. Когда Луи говорил «страны», он, естественно, имел в виду Россию, страну быстрых денег.
В аэропорту в Ницце Луи было неловко сжимать в объятиях Кристину Петрову, тетушку своего друга. Ее духи разили наповал, ее речи были надменными, а декольте – вызывающим. И она намеревалась сама удостовериться в том, что ее багаж благополучно прибыл и ни один из двенадцати чемоданов со знаменитой монограммой не пропал. Двенадцать чемоданов на пять дней – это чересчур. Луи ненавидел эту культуру чрезмерности и избытка, но, как ни странно, тетушка его возбуждала.
Антон тоже был на нервах. История с пиротехником, нанятым в последний момент, ему категорически не нравилась. Личность того, конечно, проверили, и все же этот тип вызывал у Антона инстинктивное подозрение. Француза Луи эта замена, похоже, не особо волновала, может, он считал, что у пиротехника нет шансов приблизиться к господину Романову. А еще меньше вероятность того, что тот сможет использовать в его присутствии какой-либо опасный материал. Но шеф Антона любил все контролировать. Это был достойный потомок своего дедушки, хозяина, Сибиряка…
Виталий Романов заказал французу Луи салют, который обещал быть самым роскошным и красочным из когда-либо озарявших Лазурное побережье фейерверков. Его интересовало все, что имело в себе детонатор, все, что взрывается. В этом он был похож на своего старшего брата генерала Александра. Он хотел, чтобы ему подробно объяснили процесс запуска, расчет траекторий, окисляющие составы, предназначенные для каждого цвета, и даже мощность мортир. Виталий вел себя как мальчишка, но мальчишка страстно увлеченный и своими знаниями дающий фору даже специалистам.
Виталий только что совершил осмотр барж, окружавших «Экстази» – яхту, зафрахтованную для празднеств. Каждый из этих понтонов должен быть прочно закреплен. Они были заставлены пусковыми установками, мортирами и другими орудиями, которые армия специалистов собирала с особым тщанием и большими предосторожностями. Главный пиротехник ему все терпеливо показал и рассказал. Когда Виталий спросил его о новом зажигании замедленного действия, всезнающий инженер был захвачен врасплох и не смог дать объяснения. При других обстоятельствах Антон был бы горд за молодого хозяина и посмеялся бы над этим специалистом, но реакция последнего показалось ему подозрительной. На одно мгновение во взгляде пиротехника появился нехороший блеск, который можно было бы принять за удивление или изумление. Но Антон рассмотрел в нем страх, смешанный с бешенством. Это выражение было похоже на взгляд охотника, удивленного внезапным изменением ветра, хрустом сучка, охотника, вдруг осознавшего, что его выгоняет из леса собственная добыча, которую он травил. Антон наблюдал за этим типом, все чувства которого моментально застыли, словно он затаил дыхание, выбирая, стрелять ли из неудобного положения или ждать, пока все успокоится, притворившись мертвым. Антон был уверен, что не ошибается: в Афганистане, в восьмидесятом году, будучи стрелком спецназа, он десятки раз переживал такую ситуацию.